Хью джекман: «самым страшным моментом в карьере был матч по регби»
Хью Джекман из числа тех актеров, что в представлении не нуждаются. Лучезарный австралиец с однообразным успехом танцует в рекламе чая и раздирает металлическими когтями неприятелей — и пользуется неизменной любовью публики. Тем увлекательнее замечать его в «Живой стали» в роли Чарли Кэнтона — не очень-то приятного типа, бывшего боксера, бесполезно пробующего получить деньги и совсем не обращающего внимания на сына.
«Живая сталь» выходит на российские экраны 6 октября, а в начале сентября Джекман посетил Москву, пообщался с журналистами на тему нового фильма и поведал, как быть хорошим отцом, нравится ли ему играться нехороших парней, и о том, что лишние семь килограммов в Голливуде не прощают.
— Хью, вас все знают как совершенного отца, а ваш храбрец Чарли совсем не таковой…
— Я не совершенный папа, но все-таки, надеюсь, получше, чем Чарли. Но что мне нравится в моем персонаже: в то время, когда он начинает верить в себя, люди около начинают верить в него, то он делается лучшим отцом. Мне думается, это вправду трудится. От того, как ты принимаешь самого себя, зависит, можешь ли ты заботиться о ком-то еще. Это одна из тех вещей, о которых говорит отечественный фильм. Мне думается, все отцы совершают неточности, но основное для каждого из них — рядом.
В отечественном фильме у Макса, сына Чарли, имеется реплика: «Я, дабы ты боролся за меня». Я надеюсь, что, в то время, когда мои дети вырастут, они будут знать, что я за них боролся.
— А какие конкретно задачи вам ставил режиссер Шон Леви?
— Шон сам есть актером и превосходно осознаёт эту работу. Мы совершили где-то месяц, трудясь со сценарием, у нас были продолжительные дискуссии. Это же фильм Disney, он для всех возрастов, и мы спорили о том, как неприятным, резким возможно мой персонаж Чарли.
Дабы зрители не возненавидели его уж совсем.
— Так вам больше по душе отрицательные либо хорошие храбрецы?
— Неизменно радостнее играться настоящих козлов. Как-то игрался в одном мюзикле, и любой вечер, в то время, когда опускался занавес, и я уходил за сцену, меня освистывали — так людям не нравился мой персонаж. Само собой разумеется, никому не хочется, дабы его ненавидели как актера, но всем нравится, в то время, когда зритель не переносит твоего персонажа. По причине того, что ощущаешь, что прекрасно сыграл. В жизни-то я вежливый, не разрешаю себе грубостей — меня так воспитали. Возможно, исходя из этого мне нравится играться нехорошего парня.
Но принципиально важно так как и второе — дабы в конце зритель все-таки почувствовал к Чарли симпатию, поддержал его. Если бы этого не было, целый фильм не имел бы смысла.
— А какой-то персональный опыт вам помог в создании образа Чарли?
— Я сочувствую таким людям, как Чарли, мне понятны их переживания. По причине того, что у каждого из нас в жизни имеется какие-то вехи: первая любовь, окончание школы, первая работа… Эти моменты крайне важны, но, в то время, когда оглядываешься на них в прошлое, они кажутся не такими уж важными. А в соответствующий момент были для тебя полностью всем. И в такие 60 секунд человеку в большинстве случаев не редкость страшно. Влюбиться в первоначальный раз и в первоначальный раз расстаться больнее, чем в последующие разы.
В то время, когда в жизни происходит большое количество таких разочарований, человек делается таким, как Чарли. Он не верит в себя, считает, что жизнь — отстой. Считает, что мир против него.
Это может произойдёт с каждым из нас в любое время. Самым ужасным моментом в моей актерской карьере был матч по регби. Я должен был спеть национальный гимн на стадионе, где на меня наблюдало 100 тысяч людей. И у меня произошёл приступ паники, я был в шоке и был уверен, что в случае если спою не хорошо, то все, моей карьере финиш. Оглядываясь на данный момент на тот случай, я пологаю, что это было не так без шуток, но в тот момент я как раз так думал.
Это стадион, на котором многих вправду освистывали, лично был тому свидетелем. Пологаю, что если бы тогда я не смог совладать со своим страхом, то бы на данный момент тут с вами не сидел.
— А ваши дети как восприняли собственного отца на экране в таком неотёсанном образе?
— О, мало опасался того, как они воспримут фильм. В отечественной семье я играю роль строгого родителя, а супруга — напротив. В картине же я время от времени ругаюсь… Но они ничего не сообщили, кроме того удивился, как словно бы и не увидели. По большому счету говоря, у всех, у кого имеется дети, бывают моменты, в то время, когда ты раздражен до предела и желаешь сообщить собственному ребенку «Заткнись!» как взрослому.
Но приходится закрыть рот и сдерживаться либо выходить в другую помещение, сообщив в вакуум все, что хочется сообщить, а позже возвратившись уже спокойным. А тут я три месяца имел возможность сказать все то, что мне так иногда хотелось сообщить вслух.
— Ваш храбрец Чарли — боксер. Точно было нужно выполнять режим и диету?
— В этом смысле фильм был полегче — я все-таки играюсь бывшего боксера. По большому счету, понимаете, в течении последних десяти лет рядом со мной всегда был образ Росомахи. А также в случае если съемки уже год как закончились, часть моего мозга так же, как и прежде подавала сигнал: нельзя терять форму.
Уилл Смит сказал известную фразу: «Несложнее оставаться в форме, чем опять ее получить». Но к съемкам «Живой стали» я все равно был уже на семь килограмм тяжелее. И в то время, когда я показался на первой примерке костюмов, Шон взглянуть на меня и сообщил: «Хью, мы все-таки в Голливуде». Так что чуть-чуть вес скинуть было нужно.
Но понимаете, в то время, когда идут съемки фильма, легко запрещено не хорошо питаться. Нужна энергия, в противном случае становишься не сильный, возможно заболеть. Но у меня появилась привычка — каждое утро начинаю с тренировки.
— Вы, возможно, в первый раз трудились на площадке с настоящими роботами?
— Да, благодарю Шону, целых четыре робота из фильма — Атом, Эмбуш, Мидас и Нойзи Бой — это настоящие огромные роботы. И трудиться с ними было потрясающе. В том, что касается зрительных эффектов, это лучший фильм, в котором я когда-либо снимался. Во всех сценах с нами были настоящие роботы, каковые управлялись дистанционно.
Для актеров это было легко счастьем.
— А с Дакотой, сыгравшим вашего сына, сходу поняли друг друга?
— Дакота — весьма одаренный юноша. Через три месяца работы я подошел к Шону и сообщил: «Ты знаешь, данный мальчик ни разу не вывел меня из себя. Мои личные дети выводят меня из себя ежедневно!».
Он превосходный.
— В фильме у отца с сыном не сходу получается отыскать друг друга. Вам как думается, из-за чего Сейчас стало сложно сохранить семью?
— На мой взор, раньше семья представляла собой значительно больше, чем легко родители и дети. Были бабушки, дядюшки, кузены… Такая база для нее прочнее. Что касается моего дома, то у нас четкие приоритеты: успешная карьера — это прекрасно, но семья на первом месте.
Исходя из этого я весьма рад, что мне предоставили возможность посетить Москву с семьей. Как раз в последней я черпаю силы.
— А как сами относитесь к тому, что роботы неспешно становятся частью людской жизни?
— Само собой разумеется, это уже факт, нереально его отрицать. Но я бы не заявил, что меня он пугает. Я актер, и в кинематографе также появляются такие технологии, каковые разрешают нарисовать человека так, что не отличишь его от настоящего, и эти фильмы успешны. Но я верю, что нет ничего, что заменит живого контакта. Я бы имел возможность общаться с вами в сети, и это бы, возможно, было бы комфортно и здорово, но взора в глаза нет ничего, что сможет заменить.
И еще мне думается, что человек на генетическом уровне запрограммирован делать то, что принесет ему пользу. Не хорошо воображаю себе обстановку, в которой человек разрешит собственному роду провалиться сквозь землю. Было бы плохо!
Нет, не могу себе для того чтобы представить.
— Вы снимались у большинства именитых режиссеров, а у кого из постановщиков грезите сняться?
— Ну, наилучший режиссер, с которым я когда-либо трудился, — это, возможно, Шон Леви. Он скромничает, но в действительности любому фильму нужен фаворит, и с самого первого дня таким безоговорочным центром был он. Я громадный поклонник австралийского режиссера Питера Уира, с наслаждением поработал бы с ним.
Даррен Аронофски — хороший режиссер, я все упрашивал его снять одну из частей «Росомахи», и он кроме того в итоге дал согласие, но в последний момент в силу определённых обстоятельств его жизни все сорвалось. Крис Нолан фантастический, мне нравится Баз Лурман. И еще Брайан Сингер, Вуди Аллен.
— Вы стали звездой на отечественном телевидении по окончании участия в передаче «Прожекторпэрисхилтон». Думается, вы тяжёлая мишень для подколов?
— Нет, совсем нет. Поищите на YouTube серию американского ТВ-шоу Punked, его ведет Эштон Кутчер. Вы его видели? Поищите серию со мной. Эти парни вынудили меня поверить, что я сжёг дотла 14-миллионный дом собственного друга. На полчаса я всецело поверил.
Так, что кроме того на следующее утро проснулся в холодном поту, думая, что это правда. Они заявили, что двое человек чуть не погибли в огне, появлявшись заблокированными на втором этаже. Я считал, что отправлюсь в колонию.
Весьма необычно было позже наблюдать запись выпуска: я заметил, как мое лицо преобразовывается в лицо семилетнего мальчика. Поищите эту программу.
— Вы в Москве второй раз, но первый раз с семьей. Вашим родным понравился город?
— Моей семье весьма понравилось в Москве. Мы были в Мавзолее, на Красной площади, на станции метро, где погладили собаку и загадали желание. Мои дети кроме этого сходили за Московского Театра цирка и кулисы кошек. Столичное метро произвело сильное чувство — эти люстры, статуи, миллионы людей, каковые торопятся на работу.
Мне хотелось сообщить им: «Посмотрите, какая красота!» Мы превосходно совершили время, но у вас такая громадная страна, что, возможно, месяца не хватит, дабы все взглянуть. А в качестве сувениров моему сыну приобрели матрешку, а дочери — такую зверушку с ушами. как она именуется? Чебурашка, совершенно верно.
И вдобавок мы приобрели сосиску в тесте, а мой сын съел пирожок с мясом. Нам понравилось.
Создатель Дарико Цулая
