Хороший год
Я уже давно убедился в том, что за термином “романтическая комедия” в наше время прячется полтора-два по-настоящему забавных эпизода и нескончаемые скитания “вокруг да около”. Фактически все храбрецы довольно часто и обширно радуются, иногда источая достаточно плоские шутки и безобидные колкости. Жертвы наездов умышленно обижаются либо пикируют в обратную, значительно чаще, выглядя наряду с этим довольно глупо.
Около благоухают сады, поют птички, светит солнышко и создаётся полное чувство земного рая, куда с некоторым опозданием спускается красивая фея. Храбрец теряет голову, спешно решает последовательность неприятностей, каковые как раз сейчас неизбежно появляются на его пути, и получает руки возлюбленной посредством стандартного комплекта храбреца-любовника (цветы, стихи, банковский счёт, дом, постель).
Всё кроме этого кувыркается солнце, ветер играется в догонялки с тучами и откуда-то сверху на парашюте медлительно опускается табличка “End”. Слова “happy” рядом нет, но оно подразумевается как дважды-два, молния и гром, Ватсон и Холмс.
“Хороший год” – романтическая комедия. С фактически тем же неспециализированным рисунком. С ходом и похожим настроением мысли. Значит – простая? Ан нет! Эту снял Ридли Скотт. А у него не бывает проходных фильмов.
Действительно, до этого времени маститый режиссёр не обращался к данному жанру. Было весьма интересно, справится ли? Не заразится ли слащавостью, часто сопровождающей подобные вещи?
Справился, не заразился. И в этом ему помог Рассел Кроу. Вот уж кого ни при каких обстоятельствах не заподозришь в лицемерии.
Его храбреца кличут Макс Сниннер. “Макс на миллион” – так именовал его дядюшка Генри, единственный родственник из оставшихся на белом свете. Своих родителей Макс практически не помнил. Генри Скиннер заменил ему их в совсем юном возрасте.
Заядлый путешественник, интеллектуал, бабник и гурман, он с детства внушал племяннику азбучные истины, учил судьбе.
Макс вырос и покинул Прованс, где стояло имение дяди, с его виноградниками, теннисным кортом, цветами, аллеями, бассейном. Райский уголок, но Максу требовалось второе: карьера, деньги, власть, страсти. Он выбрал Лондон, стал играть на бирже и не так долго осталось ждать возглавил одно из наибольших её подразделений.
Много лет прошло с того времени. Макс зачерствел, отдалился от мирской судьбы, простых людей. Стал акулой бизнеса, материалистом полностью, машиной для производства денег. Цифры заменили ему обычное человеческое общение. Обаяние осталось, и по мере необходимости Скиннер пускал его вход. Макс правил миром, ни в чём не нуждался, ни в чём себе не отказывал. Дамы стелились у его ног, прихлебатели ловили любой жест.
Макс применял и тех и других. Он был не может на сильные эмоции. Душа оставалась безлюдна. Кроме того в то время, когда пришло известие о смерти дяди…
Макс не говорил с ним десять лет. Нет, они не ссорились.
Первой мыслью, которая появилась у него, была о личной пользе. Генри Скиннер не покинул завещания. Макс был его ближайшим родственником.
И сходу смекнул, что поместье имело возможность потянуть на миллионы. А долгожданный отпуск и тут подоспел.
Макс как словно бы возвратился в детство. Воспоминания захлестнули, защемило сердце. Наследник бродил по дому, лужайкам, плантации, и в памяти оживали события тридцатилетней давности. Генри был в них как живой.
Макс не забывал каждое его слово. А уж как дядя умел говорить…
Но через чур продолжительно Скиннер-младший крутился в высших кругах. Воротила легко побеждал в нём родственника. Ностальгия – удел не сильный. Макс к ним не относился.
Его не смущала очевидная (не смотря на то, что и невысказанная) воля погибшего, хотевшего сохранить усадьбу потомкам. Не тревожила будущее семья виноградаря, многие годы лелеющего собственное детище, выросшего на данной почва и посвятившего ей жизнь. Сделка оставляла того ни с чем.
Действительно, появление незаконнорожденной дочери Генри, о которой и слыхом не слыхивали, вынудило его призадуматься. Но оно имело возможность только отсрочить сделку.
Отпуск затягивался. И чем продолжительнее Макс пребывал в Провансе, тем больше его одолевали сомнения. А верно ли он всё делает?
“Хороший год” снят по книге Питера Мейла, но сути дела это не меняет. Сюжет таков, каким и должен быть в данном конкретном случае. Другими словами подчиняться законам жанра. Он приятен, как и сам фильм, достаточно несложен и дешёв. В нём случается всё, что должно произойти и как следовало бы. “Хэппи-энд” тут нужен, уместен, и он – тут как тут. Но что-то рано мы перешли к концовке.
Возвратимся чуть назад.
Начало мне далось тяжеловато. Первые полчаса сидишь, наблюдаешь и не можешь забрать в толк, для чего они в том месте суется и чему, фактически, радуются. Идёт самое простое кино, которое как-то совсем тебя не трогает.
Снова же – ожидаешь хохота, а приобретаешь – ухмылки. Причём с экрана. Думаешь, чем же тут они желают тебя забрать?
И не находишь ответа.
Но неспешно непонимания и холод недовольства уходит прочь. Ридли Скотт скрупулёзно, ход за шагом подбирается всё ближе и окутывает тебя, как весеннее солнышко заледеневшую речку, согревая и расталкивая. И ты втягиваешься.
А дальше его уже не остановить. Вторая добрая половина ленты идёт на “ура”. Не то, дабы в том месте делается что-то особое. Легко тебе передаётся энергетика, которая заложена в фильм.
Ты приноравливаешься к тому, что происходит в картине, и начинаешь жить по её законам. А это лучший метод отыскать неспециализированный язык с кем бы то ни было.
Все актёры соответствуют предъявляемым к ним требованиям. Выделять кого-то конкретно не хочется. Все играются увлечённо, на своём простом уровне.
А, учитывая то, кто как раз снимается у Ридли Скотта, возможно не сомневаться в качестве данной игры.
Снято – под стать. Франция, лето, природа! Краски, пейзажи, люди. Красота!
Проходит два часа! “Хороший год” заканчивается, но позже ещё продолжительно греет душу теплыми воспоминаниями о прошлом наслаждении. А до тех пор пока ты из зала и, завидев твою ухмылку, люди понимающе кивают в ответ. Они со мной согласны.
Кто бы сомневался?
