История рыцаря
«История рыцаря» /Knight’s Tale, A/ (2001).
постановка и Сценарий Брайана Хелгеленда по мотивам «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера
В ролях: Хит Леджер, Шаннин Соссамон, Руфус Севелл
Производство: Columbia Pictures.
Рыцарь
Сравнив прозу Чосера с тем, что вышло из-под пера оскаровского лауреата Хелгеленда, тяжело не сделать пессимистический вывод, что за истекшие столетия писательское мастерство изрядно деградировало, а публика стала куда менее взыскательна. При всей возгонке, которой подвергался средневековый материал перед тем, как вылиться в форму рыцарского романа, в данной форме оставалось хватает натуральности — в то время как «История рыцаря» сплошь суррогатна.
И в случае если уподобить Голливуд не привычной «фабрике мечт», а комбинату по производству духовной пищи, то для данной «фаст фуд» (стремительной еды) гордая надпись «без неестественных добавок» в высшей степени неуместна. И не в том дело, что средневековье аранжируется музыкой «Квин», а в том, что для Хелгеленда (так же как и для Лурмена в «Мулен Руж») сама ушедшая судьба не воображает никакой ценности, и модернизации подвергается все. Настоящие рыцари, отнюдь не по-рыцарски обращавшиеся со взятыми городами, и те не столь варварски относились к чужой культуре.
Ясно, для чего затеяна эта переплавка древности в современность — массовое сознание отзывается лишь на привычные раздражители, и в случае если, скажем, герольд не будет «косить» под диджея либо телезазывалу, а народ перед турниром не будут разогревать, как перед рок-концертом, нынешней публике этого и на дух не нужно. В роли диджея выступает не кто другой, как сам Чосер, и это не нехорошие 60 секунд фильма, потому, что тут сценарист вспоминает, с чем имеет дело, и вкладывает в его уста достаточно изощренные тирады.
Рыцарский турнир
Обескураживает, фактически говоря, не упаковка, а упакованный товар, другими словами сама история рыцаря — тупая вариация сюжета о «селф-мейд-мене», другими словами о простом человеке, пробившемся наверх благодаря собственным свойствам. Разбирать прямые смыслы этого сюжета нет никакого резона — они в лоб заявлены в продюсерских сопроводиловках и уже озвучены в телерекламе фильма (что-то в том месте по поводу возможности поменять собственную судьбу, реализации грёз и силе веры), а стоит обратить внимание на смыслы побочные.
В этом случае простолюдин-оруженосец Уильям облачается в доспехи собственного сраженного в состязании господина и продолжает бой под его именем. Цель очень прозаична — получить на еду.
Доход думается ему привлекательным, он начинает тренироваться для принятие участия в соревнованиях более большого класса (напрашивается оборот «в турнирах громадного шлема», но Хелгеленд — либо русские переводчики — его почему-то не применяют), после этого требует встреченного по дороге Чосера сочинить ему дворянскую родословную и уже под звучным титулом сэра Ульрика фон Лихтенштайна Гельдерлендского (явная перекличка с фамилией автора фильма) начинает бить соперников. Схватки изображены очень однообразно — вначале закованные в броню рыцари молотят друг друга клинками, словно бы палками по консервным банкам, после этого садятся на лошадей и с копьями наперевес спешат друг на друга — кто кого сшибет с седла, тот и чемпион.
Но ни тени юмора, характерного «герольдическим» сценам, ни тени натурализма, фильму по большому счету не характерного, тут не отмечается: физкультурная махаловка несовместима ни с кровью, ни со хохотом. В самый раз с грустью отыскать в памяти Терри Гильяма, сделавшего (думается, в «Джаббервоки») лучшую со времен «Дон-Кихота» пародию на рыцарские романы — на экране трибуна с принцессой и королём, а под нижней кромкой кадра сшибаются люди и невидимые кони, при каждой стычке вышибая фонтаны крови, которая красной сыпью ложится на лица знатных зрителей.
дама и Рыцарь
В случае если сперва самозванный господин Ульрик дрался за материальную пищу, то, завидев красотку Джослин, почувствовал громадной духовный запрос и начал сражаться за нее. На роль красотки авторы, (неизвестно, по умыслу либо на голубом глазу) призвали дебютантку Шаннин Соссамон, как будто бы сошедшую с картины Ван-Эйка, другими словами сутулую и брюхастую как на пятом месяце.
Притом с садистскими наклонностями, потому, что в какой-то момент она требует от кавалера («кавалли» — лошадь) не победы, а чреватого изрядным членовредительством поражения. Замена стимула «жратва» на стимул «дама» на поведении рыцаря никак не отражается — как был вахлаком, так и остался.
И в случае если в конной стычке Уильям способен не только противостоять собственному главному сопернику графу Адамару (Севелл), но, в итоге, кроме того выбить его из седла, то в поединке словесном ряженый простолюдин безнадежно проигрывает аристократу, и дело тут не в породистости и не в образованности, а в простой сметке, которая в низших кругах видится не реже, чем в высших. Фразы для амурных излияний — что очевидно позаимствовано из «Сирано де Бержерака» — ему подсказывает Чосер, но развязка данной линии отнюдь не ростановская.
В отличие от леди Роксаны, эрзац-леди Джослин видит подлог, но отдает предпочтение не изощренности, а простоте, не острому уму, а тупой силе. Оппозиционеров «благородство — низость» из рассмотрения направляться исключить, потому, что Уильям изначально мошенник и самозванец, а графа авторы грубо мажут тёмной краской — впредь до того, что делают брюнетом в противовес блондинистому храбрецу.
Из мелодраматических эффектов картины необходимо подчеркнуть сцену праздничного возвращения неблудного сына к слепому отцу, в полной мере хорошую «Зиты и Гиты» — в погоне за зрительскими слезами Хелгеленд не брезгует ничем. Аналогия между героем и автором достигает полной завершенности: прикинувшийся аристократом кокни декорирует рыцарей и срывает успех при дворе, в то время как прикинувшийся режиссёром и сценаристом янки декорирует рыцарскую литературу и срывает успех в прокате.
