В баню, в питер, в рай
20010,0,3500,
33 года «Ирония судьбы, или с легким паром» менялась вместе со страной и со своими зрителями. Что в нем было тогда, и что в нем осталось сейчас, кроме «заливной рыбы» и «ценного веника»?
Каждый год 31 декабря мы с друзьями испытываем неподдельную ненависть. Каждый год 31 декабря мы с друзьями сгораем от стыдной любви. Мы пытались 31 декабря не включать телевизор, чтобы не смотреть «Иронию судьбы» (1975), но довольно быстро выяснилось, что Новый год просто отказывается наступать, пока Лукашин не идет в баню.
Кадр из фильма
Благодаря академику Павлову мы все знаем про собак и условные рефлексы. Если каждый раз перед тем, как дать собаке поесть, зажигать перед ней лампочку, через какое-то время у собаки будет выделяться слюна каждый раз, когда загорится лампочка. Даже если еды ей при этом не дадут.
Благодаря Рязанову, Брагинскому и российскому телевидению мы знаем про условные рефлексы даже больше, чем хотели бы. Если каждый год 31 декабря показывать фильм «Ирония судьбы, или с легким паром!», то через тридцать с лишним лет при виде Лукашина, отправляющегося в Ленинград, мы автоматически начнем украшать какую-нибудь елку. Даже если на календаре при этом будет август.
«Ирония судьбы» – это все что угодно, только не фильм. Лампочка, вспыхивающая перед собакой Павлова. Оружие массового поражения. Энциклопедия застоя.
Поэма о бане с друзьями, о водке после пива, мировой маме, польском гарнитуре, 20 рублях сверху, электробритве с плавающими лезвиями, ценном венике. Мечта о каком-то другом месте, куда самолеты летают каждые полчаса, и где все будет точно так же, как в твоей жизни, только лучше и интереснее. Рождественская сказка, похмельный кошмар. Мы привыкли к «Иронии», как привыкают к дальнему родственнику: он ежегодно приезжает на праздники, не спрашивая, хотим ли мы этого.
Мы, может, уже и не хотим, но если он не приедет – будем скучать и томиться, будем спрашивать друг у друга – что случилось? не знаешь, что с ним? не заболел? А приедет – опять начнет пьяно хихикать, петь про вагончики и ясеня, мыться в пальто под душем, хаять нашу заливную рыбу. Мы устали от его одинаковых шуток, его хамства, его лузерства, но прогнать не в силах: все-таки выросли вместе.
Восприятие фильма постоянно меняется, простой и понятный сюжет каждый год усложняется, мерцает и обманывает, отражаясь в самом себе. Герои фильма в одних и тех же ситуациях выглядят то романтиками, то идиотами. Какое-то время назад «Иронию судьбы» начали ненавидеть – потому что тусклые семидесятые и эти тихие интеллигенты, поющие Ахмадулину и Цветаеву и жалующиеся на маленькую зарплату, начали вызывать брезгливость.
Сейчас эстетика семидесятых снова постепенно входит в моду, и «Ирония судьбы» становится все более актуальной – настолько актуальной, что создание сиквела было, похоже, неизбежным.
Собаке Павлова не было никакого дела до формы лампочки или яркости ее свечения. Вот и нам уже не важно, чьим голосом разговаривает Брыльска и со скольких дублей была снята сцена в бане. Ту, оригинальную «Иронию судьбы» мы воспринимаем как артефакт, как бесконечное поле для интерпретаций.
Вчера это был фильм о трогательном холостяке, нашедшем под Новый год свое счастье. А сегодня вдруг – фильм о маменькином сынке, неисправимом хаме, разрушившем жизнь двум хорошим бабам и одному неплохому мужику. Времена изменились: сегодня все понимают, что трогательный лузер в тридцать с лишним лет может ходить в холостяках лишь в том случае, если у него строгая заботливая мама и куча комплексов в придачу.
Кадр из фильма
Вчера это была комедия положений, основанная на существовании «типовых квартир и чувств». В этих типовых квартирах разыгрывалась нетиповая любовная драма. А сегодня перед нами – философское высказывание о том, что в одинаковых интерьерах и люди становятся лишь частью интерьера, а потому одного легко заменить другим. Галю – Надей, Ипполита – Лукашиным, одну маму – другой.
Времена изменились: тридцать лет назад казалось, что единственный способ выбраться из жесткого советского пространства – напиться и попасть в параллельную вселенную, сегодня же очевидно, что это будет та же самая вселенная, пей – не пей. Сказка о любви вдруг стала ностальгическим напоминанием о временах, когда можно было по чужому билету слетать в другой город, а одинокие женщины Питера требовали московской мужской руки. Времена изменились.
Одно осталось неизменным: каждый год 31 декабря у нас с друзьями выделяется слюна.
Песик, как же ты, наверное, ненавидел ту лампочку. Как же ты ее любил.
