101-Й километр
«101-й километр». Постановка Леонида Марягина. В ролях Петр Федоров (Ленька), Олег Жуков (Костя), Глафира Сотникова (Рита).
«Драма криминальной молодости», как она названа в аннотации, говорит о 16-летнем подмосковном юноше, что оканчивает десятый класс холодным летом любимого постсоветскими кинематографистами года («Холодное лето 1953 года», «Похороны Сталина», «Барак»). Живя в приблатненной среде, Ленька (Петр Федоров) обучается у местного авторитета Кости (Олег Жуков), самостоятельно планирует два ограбления, обосновывает собственную крутизну окрестной шпане, удачно вступает в половую жизнь и без того же удачно удирает из города, в то время, когда за него берутся милиция и КГБ.
Вопреки простой кинематографической оговорке («любое сходство с событиями и действительными лицами есть случайным») режиссер уверяет, что все это случилось с ним самим в пору его орехово-зуевской молодости. Так это либо нет, проверить нереально, и для оценки фильма не имеет ни мельчайшего значения. Имеет значение для самого Марягина, но и ему за давностью лет уже не угрожает преследование со стороны тамошнего угрозыска, в случае если его сотрудники нечаянно определят из фильма, чем занимался в отроческие годы будущий заслуженый артист России.
Кадр из фильма
Для оценки фильма не играет роли кроме того уровень качества имитации эры — большинство тех, кто в наше время ходит в кино, имеют о пятидесятых годах отечественного века не больше представления, чем о сороковых годах до нэ, ставших роковыми для другого властелина полумира (по имени Цезарь), и анахронизмы в изображении советского времени им так же равнодушны, как нам – анахронизмы воспроизведения римской истории в «Спартаке» либо «Антонии и Клеопатре».
Лично мне показалось, что реставрация вещественного прошлого Марягину удалась. А потому, что у него имеется еще и дар рассказчика, наблюдать картину не скучно – на экране всегда имеется крючок, что цепляет зрителя (это, по крайней мере, касается мужской части аудитории) и тащит его за собой. К преимуществам «101 километра» относятся да и то, что Петр Федоров в ключевой роли в полной мере точен, а Олег Жуков кроме того весьма оптимален.
Кое-что, но, настораживает. В первую очередь то, что преступный авторитет Костя продемонстрирован в нем не глазами взрослого Автора, а только глазами мальчишки. Мальчик Ленька может идеализировать пахана, но для взрослого дяди Лени это достаточно необычное занятие, даже если он «по судьбе» испытывает признательность к бывшему покровителю.
Павел Чухрай в «Воре» сходную неясность почувствовал и обошел (другое дело – как удачно) – преступник в его картине замечен и глазами мальчика, и глазами ребёнка, и глазами взрослого человека.
Односторонность режиссера скрыта в фигуре умолчания. Костя в фильме выступает лишь как защитник и учитель храбреца.
Он разговаривает с ним о Льве Толстом, растолковывает ему, что «Ёська», другими словами Сталин – убивец, что давка на протяжении его похорон и амнистия уголовников по окончании его смерти устроены, чтобы народ "настойчиво попросил" новую «сильную руку», он защищает Леньку от местной шпаны и возвращает его приятелю снятый с того при ограблении костюм – словом, воспитывает храбреца и патронирует ему как Вотрен Растиньяку и Люсьену де Рюбампре. Быть может, что это и действительно, но это заведомо не вся правда.
В то время, когда необходимо обличить милиционера, гебешника и школьного преподавателя литературы, Создатель не скрывает, что в милиции бьют, что КГБ вербует сына стучать на отца, что в школе готовы пришить ученику политическое дело за то, что на протяжении его дежурства от замыкания полностью прогорел портрет Берии. Но наряду с этим Создатель целомудренно умалчивает – так это о том, в каких нечистых делах принимает участие Костя Коновалов для того, что «держать город» в собственных руках.
Спору нет, официальная власть была ужасна, но ужасна была и власть неофициальная. В случае если кому это и было неясно, то «Архипелаг Гулаг» рассеял все иллюзии по поводу «социально-родных» элементов.
Кадр из фильма
Во-вторых, сдается, что режиссер пожалел главного храбреца, оставив в тени массу значимых событий. Мальчик из культурной семьи, к тому же полуеврей, в годы, в то время, когда антисемитизм, подстегнутый «делом докторов», достиг апогея, — а на экране ничего, не считая кинутого в пояснице «полужидка»? Свежо предание, да верится с большим трудом.
Неприятность любого культурного ребёнка в звериной свора, какой есть всякое уличное детское сообщество, пребывает в том, что он частично цивилизован и неимеетвозможности делать того, что свободно делает любой гаденыш. Неимеетвозможности красть, неимеетвозможности бить по голове и т.д. Это его слабость, и по законам своры для того чтобы аутсайдера должны бить и травить, о чем создатель фильма ни говорит ни слова, как и о том, что его необходимо сломать, дабы толкнуть на правонарушение, потому, что для него это правонарушение против себя.
Марягин говорит о том, что Ленька неимеетвозможности ударить беспомощного неприятеля ножом, но так как дабы учавствовать в краже, он также обязан переступить через себя, — но никаких следов внутренней борьбы в картине нет.
Смущает да и то, что создатель дает храбрецу выйти сухим из воды, не понеся ни наказания за соучастие в двух ограблениях, ни кроме того морального урона. Не нужно нам торжества социалистической законности, но удовлетворить здоровое нравственное чувство обычного зрителя легко нужно. В другом случае фильм рискует сократить собственную аудиторию братвой, которой таковой расклад просто не может не понравиться.
