Девушка с жемчужной сережкой
О жизни живописца Йоханнеса Вермеера практически ничего неизвестно, картины его очень способны. Сравнительно не так давно прошла информация, что больше никто ни при каких обстоятельствах не приобретёт ни одной из них – все 35 сохранившихся полотен наконец-то ушли из частных коллекций в национальные галереи. Соотечественница гения Трэйси Шевалье, написавшая роман «Женщина с жемчужной сережкой» по заглавию репродукции, с детства висевшей у нее над кроватью, отправилась самым несложным методом, что машинально стало причиной созданию бестселлера.
Узнаваемый документалист Питер Уэббер, начиная в громадном кино экранизацией романа, выбрал путь, более сложный, что машинально не разрешит «Девушке с жемчужной сережкой» стать кассовой бомбой. фильм и Книга, не говоря уж о жизни Вермеера, очевидно отличаются друг от друга. Но на стыке «женских изысков» и «мужской логики», к тому же помещенных в франко-английское производство с участием неотразимого Колина Ферта («Ежедневник Бриджет Джонс») и остромодной Скарлетт Йоханссон («Трудности перевода»), оказалось по крайней мере что-то, хорошее дискуссии.
Кадр из фильма
Литературный сюжет достаточно примитивен. Шевалье знала, что Вермеер жил в Дельфте XVII века с женой, нарожавшей аж одиннадцать детей, и редко выходил из дому. Это фактически все.
Фантазии Шевалье хватило на то, дабы придумать девушку, запечатленную на картине с громадной жемчужиной в ухе. Женой она не была, скандалов с Вермеером в анналах не осталось, значит, любовницей также, наверняка, не была. Остается какая-нибудь прислуга. Шевалье сложила предположение, что Вермеер писал прислугу, с тем фактом, что нарисованный жемчуг дороже любой зарплаты, в сумме вышла Муза живописца.
Она взялась ниоткуда и делась никуда, но была единственной, кто его осознал и полюбил. Дальше пошли чувстве: очевидно, нищенка грамоте не разумела, лишь от всевышнего знала, что белые облака – это голубые с желтым, и в свете нечистого окна и в свете чистого имеется отличие для картины.
В следствии к ней имел возможность приставать ужасный покровитель живописца (Том Уилкинсон), к ней имел возможность приставать очаровательный ассистент мясника (Силлиан Мерфи), а ей стало достаточно ветхой песенки, сочиненной Новеллой Матвеевой: «В то время, когда же след от гвоздя провалился сквозь землю под кистью ветхого маляра, мне было достаточно того, что след гвоздя был виден день назад». Особенно в случае если маляр был владельцем плаща, висевшего на гвозде.
Кадр из фильма
Действительно, живописец Вермеер видится в этом свете пара неприлично, потому, что приветил нищенку, душу из нее вынул, но так и не полюбил, но подставил в итоге под бешенство жены, свекрови а также покровителя, так что ее все третировали, пока он писал портрет, а позже благополучно выгнали. Станет ли для собственной работы приличный человек сознательно отравлять существование другого человека? Может ли пара жемчужных сережек быть платой за вынутую душу?
Это вопрос к Трэйси Шевалье, не смотря на то, что многие походя отвечают словами Давида Самойлова, сообщёнными когда-то про для того чтобы же гения: «Ох, и будет Амадею дома влет. И на целую семь дней – тёмный лед. Ни словечка, ни ухмылки. Немота.
Но – дуэт для альта и скрипки». Лишь вот эти все «дуэты для альта и скрипки», мистификация творчества, превращение творцов в придыхание и небожителей при слове «дар божий» разоблачены еще Золя и Драйзером, не говоря о XX веке, и уже с XIX века в принципе скучны.
Кадр из фильма
Режиссер Питер Уэббер, но, знает про Вермеера самую малость больше, чем романистка. Фильм посвящен вовсе не чувствам: возможно, самое неудачное в нем – главное присутствие Скарлетт Йоханссон, про которую вправду возможно петь все, что угодно, потому, что практически ее не было. Но режиссер – человек, очевидно такой же рабочий, каким был сам Вермеер, исходя из этого любой кадр экранизации постарался родить из рабочего материала – из вермееровских картин.
Любой кадр возможно разглядывать, как будто бы музейный экспонат, независимо от того, что на нем запечатлено. Овощи на столе под ножом юный прислуги, мясо в рыночной лавке, лодочника на канале в зимнем Дельфте, лица жены (Эсси Дэвис) и свекрови (Джуди Парфитт). Дабы добиться таковой правильной стилизации, в то время, когда достаточно одних лиц для полного представления, как в том месте жилось Вермееру, необходимы были громадные упрочнения.
Так как это продолжается все полтора часа и ни разу не промахивается (оператор – Эдуардо Серра, «Крылья голубки» /Wings of the Dove, The/ (1997)). Полная, упорная иллюзия «того», отсутствующего мира, но подвижная и живая – разве не подвиг любви? Режиссера хочется обезопасисть, поскольку из беззащитного романа он все-таки выжал сюжет о любимой работе, талантливой видоизменить мир, даже если она размером 6×9.
Доказал, что и сейчас возможно ощущать отличие между мифом и мистификацией, между иллюзорностью и иллюзией.
Кадр из фильма
Вся «исторически подтвержденная» психология, сделанная Уэббером – она в фильме без придыхания. В случае если Йоханссон вычесть, отношения экранных персонажей по большому счету не будут затуманены ничем. Они будут столь же негромки, неназойливы, непубличны, но наряду с этим ясны, как картины Вермеера.
Ну, разве не прозрачен драматизм того, что одна из домашних была умная, но «социально встроенная», второй был социально встроенный законченный подонок, третья – дура, всю жизнь скрывавшаяся от социума за своим громадным животом и прятавшая в животе законченную подлость? И куда в этом случае деться тому, кто что-то делает и, чем больше делает, тем посильнее испытывает недостаток в оценке, в ответе, в отклике?
Фильм был бы увлекательнее, в случае если б сюжет завязался на модели талантов и равенстве художника, в случае если б фантазия, раз начавшись, была смелой и безрассудной. Увы, Шевалье была не такова. Но особенная признательность Уэбберу – что в ситуациине полез к Вермееру в душу, ограничивался своим знанием его живописи.
Что в том месте знает о храбрец Колин Ферт – его личная неприятность, но режиссер сделал все, дабы никто не додумался об чувствах гения, о его отношении к «дару божьему», «небожительству» а также к Скарлетт Йоханссон. Юная артистка имела возможность какое количество угодно стараться причаститься, все полтора часа нахождения на экране ни на 60 секунд не закрыв рот – по несчастью, на вермееровском полотне у девушки с сережкой легко немного открыты губы. Значит ли это, что женщина в жизни страдала гайморитом?
Значит ли это, что мы в праве навешивать на вторых собственные чувства?
