Красная сирена
Мистико-мелодраматический дорожный триллер «Красная сирена» – совершенная иллюстрация как раз того факта, что его режиссер Оливье Мегатон «защитил диссертацию по семиотике, но прославился как персонаж из мира богемы». Это значит, что сам он «живописец, монтажер, сценарист, теоретик кино» и снимает рекламные ролики, а его, со своей стороны, рекламируют как «любимого ученика Бессона». Это значит еще, что в его фильме будет все – «культовые» актеры, «культовый» саундтрек, «культовый» роман-источник, мазохизм и садизм, красотища и напряженка, но все это, как два раза два, будет около полностью безлюдного места. Наблюдать это возможно в принципе, лишь в случае если все время не забывать: «Нас дурят, нас дурят, нас дурят»…
Кадр из фильма
Начинают дурить с того, что у девочки по имени Алиса, которое дотянулось уже целый кинематограф («Алиса в городах», «Алиса тут больше не живет»), пропала няня, носившая ей свежие письма от в далеком прошлом пропавшего папы. Девочка (Александра Негро) тут же идет в полицию и предъявляет следователю (Азия Ардженто) CD-диск, на котором нечетко, но предельно светло записано, как алисина мама собственноручно перерезала ее няне горло в подвале шикарного дома в компании таких же пресыщенных судьбой беспредельщиков.
Но развращенная властью мама (Фрэнсис Барбер) – вправду миллиардерша со связями, ее за здорово живешь не заберёшь. Руководство отстраняет от вызывающего большие сомнения дела Азию Ардженто, а Фрэнсис Барбер нанимает целую армию для поимки любимой дочери. Тут здравомыслящая Алиса совершает ноги, куда глаза смотрят.
По окончании первой погони ховается в чьей-то машине под сиденьем, машина оказывается принадлежащей идейному террористу, убийце и бандиту, но собравшемуся завязать (Жан-Марк Барр). С этого места трогается разрекламированная «Алиса в Страшной стране», другими словами странствие террориста по весям и городам с отстрелом все новых и новых засланных казачков в отыскивании потерянного алисиного папы.
В новой помеси «Леона-киллера» с «Элизой» будет большое количество рекламы и убийств оружия в стиле «фэнтези» с инфракрасным прицелом и супер-убойной силой. Прибранные дороги Средней Европы, мистические города Южной, везде – нечистые мотели, коридоры и сортиры и еще лохи – все, не считая главных героев. Главные – они до одного, как окажется, идейные.
В этом и «культовость» романа Мориса Дантека.
Кадр из фильма
Чем дальше заезжали террорист и Алиса, тем больше идеи воплощались в людей. Отец – за бедных и добропорядочных, мама – за власть цинизма впредь до самопожертвования, дочка – за собственный радостное детство, Азия Ардженто заменит дочке маму. Страсти рвались в клочки, как лодочная станция на берегу Атлантики в финале.
Стрелялка-догонялка превратилась сначалась в махровую мелодраму (мама и папа когда-то безумно обожали друг друга), а после этого стала гневным обличением существующего режима (он преступен с ног до головы, в случае если сохранится только при, в то время, когда ребенок убивает собственную маму). Появляется вопрос, где были отцовскость с материнскостью, пока в коридорах вовсю наводили инфракрасный прицел – без разбора, ребенок в том месте, не ребенок. Появляется кроме этого вопрос, чем думал добропорядочный отец, в то время, когда, исчезая, покинул ребенка на попечение матери, не смотря на то, что замечательно знал, что убийца будет растить убийцу себе на смену.
Дело в том, что режим, может, и преступен, но тогда он сводим к стрелялкам-догонялкам либо махровым мелодрамам только у слушателей «Колобка» (катился, катился и докатился) либо «Курочки Рябы» (яичко жалко), другими словами на ясельно-грудничковой стадии развития его будущих апологетов. У всех остальных он требует более весомых доказательств. А куда и чего при таких условиях внезапно с бухты-барахты взорвался террорист, выручающий жизнь неприятеля? Хоть бы труп тогда продемонстрировали – он все-таки идейный.
И на чем на лодочную станцию припорхала мама, 60 секунд назад наподобие бывшая на втором финише телефона, другими словами европейского континента, и никуда как бы порхать не планировавшая? Из-за чего возможно пренебречь подобными подробностями, в случае если перед тем продолжительно была масса подробностей легко флирта Азии Ардженто с милицейским напарником, что в истории Алисы – по большому счету пятое колесо?
Кадр из фильма
Возможно списать очевидные сценарно-режиссерские ляпсусы (мотивировки, ритм, развязка) на неопытность новичка Мегатона, но тогда неуместно всеоправдательное слово «культовый», к тому же сценарий писали семь лет и четыре человека. К тому же ничем ни при каких обстоятельствах не оправдывается пошлость. «Ей ни при каких обстоятельствах это не пережить, – многозначительная пауза. – Подрастет и забудет», — многозначительная пауза, наезд на тучи. Другими словами в то время, когда на обоснование, из-за чего маленькая девочка имеет порою право выстрелить в собственную маму, в движение идут не настоящие повседневные случаи сплошь да рядом а также не царь Эдип вместе с леди Макбет, а от века условные, «жанровые» игры в стреляние-догоняние, любовь-морковь и коррумпированную вершину на фоне туч, тогда совсем ясно, что «культовому» Мегатону от жалости к себе.
Его в юные годы недолюбили и в юности недодали, вот сейчас и получается, что «в кино крайне важна хореография». Новая теория кино возможно весьма заоблачна, кроме того реализована в кадре: «Актер – это танцор. Если он может замкнуть на себе свет и пространство, в которых движется, то его образ делается более пластичным, понятным. Выражение глаз – и не необходимы ни слова, ни мимика.
Основная цель – добиться для того чтобы взора храбреца». Лишь это теория не кино, а себя, собою любимого больше, чем мамой, папой, режимом, кем-нибудь, когда-нибудь.
