Любовная лихорадка
У Джона Траволты до сих пор стройные ноги. Он играется на гитаре и поет. Он кроме этого танцует все значительно лучше всех, не смотря на то, что этого не определят те, кто не взглянет «Амурную лихорадку» Шейни Гэйбл. Еще непосмотревшие не определят, что Траволта – хороший драматический актер, легко хороший, и это не взирая на его повернутость на пресловутой сайентологии, на его дрянной фильм «Поле битвы — Почва» /Battlefield Earth/ (2000) и по большому счету на кличку «нацист» в окологолливудских кругах.
Играется превосходно, по всей видимости, как летает, не смотря на то, что в «Амурной лихорадке» нет ни поездов, ни самолетов. Больше в том месте, фактически, по большому счету не на что наблюдать. Лишь для Траволты стоит вытерпеть это мучение – мучение кроме того для высокообразованной публики, поскольку никакие высоты не прощают цветущую пышным цветом банальность в течение двух часов, как одна копеечка.
Так как «Амурная лихорадка», в сущности – робкий, застенчивый, закомплексованный и несчастный голливудский перепев «Homo Faber» Макса Фриша, вышедшего в европах, слава всевышнему, полвека назад.
Кадр из фильма
Но, сперва, мин. так двадцать банальности нет ничего, что предсказывало. Траволта идет по улице, как Штирлиц по коридору – сугубо символично. Еще неясно, кто это – в шлепанцах на босу ногу, белом мятом льняном костюме, широкополой шляпе и всей походкой, осанкой, движениями и сочленениями воплощающий тяжелейшую абстиненцию «по окончании вчерашнего и третьегоднишнего».
В то время, когда под шляпой выясняется привычное лицо, лишь с совсем седыми волосами, в то время, когда сутки спустя он опять покажется в кадре неузнанным – обнажённые пятки торчат из-под одеяла на измятой постели – появляется кроме того подозрение, что Голливуд дожил до собственного Венечки. Тем более, фильм сделан по мотивам неопубликованного романа Р.Э.Каппса, и как знать – может, оригинал никак не меньше матерный, чем «Москва-Петушки». Но уровень интеллекта видно-слышно на раз:
— Из него выйдет красивый труп.
— Нет, это не Чарльз Диккенс.
— Мы не можем ни страницы оторвать из книги собственной жизни, но можем всю ее бросить в пламя.
— Ну, Жорж Санд.
— Мы умираем в один раз, но на долгое время.
— Мольер, само собой разумеется.
Кадр из фильма
Вправду, игру слов ведут спившийся университетский доктор наук литературы (Траволта) и его спивающийся биограф (Гэбриэл Махт). Лишь они уже проделали путь Алабама-Новый Орлеан и в далеком прошлом окопались в доме рокерши-наркоманки. И у них в том месте клевейшая компашка на травке у реки, и все приятель про приятеля все знают, и все друг друга знают, и исходя из этого ржут неизменно:
— Все равно не поверю, что ты ни при каких обстоятельствах не видела обнажённого мужика.
— Ветхого – нет.
Отечественные люди, про это бы и снимать. Увы, по окончании милейшей экспозиции идет непременнейшее «развитие сюжета». Дело в том, что рокерша-наркоманка погибла еще перед началом, похмельный Траволта шел на ее похороны, а поутру в завещанный им с биографом дом заявилась в далеком прошлом наподобие сгинувшая юная дочка покойницы (Скарлетт Йоханссон). Также та еще оторва – ну, типа птушница, лишь нигде не обучается – и она желает выселить алконавтов из дома, в той же степени завещанного ей.
Дальше выселить не удастся, и начнется все более махровое выяснение взаимоотношений. В шкафах этого дома было большое количество скелетов. Они будут выпадать, выпадать… Но потому, что юная режиссерша Шейни Гэйбл всю дорогу ощущает, что отыскала самое основное – настроение, воздух – она никак не желает с ней расстаться, при том что кинуть сюжет ей никто, само собой разумеется, не разрешил.
А в то время, когда сидишь на двух стульях, может, и не провалишься, но думать-то будешь лишь, как усидеть.
Кадр из фильма
Тягомотину только усиливает та, которая третьей будет. В случае если Гэбриэл Махт – легко никакой, не смотря на то, что относительное преимущество ему придает стареющая любовница в исполнении Деборы Кары Ангер, то Йоханссон в роли молодости – по большому счету неотёсанная неточность. Во-первых, она Траволте кроме того сопровождать неспособна и в самые махровые моменты только гримасничает с полностью безлюдными, тщетными глазами.
Во-вторых, для сюжета, как из семнадцатилетнего «ничего» с диким трудом все же получается «что-то», нужна была не звезда, в частности ничего – вот какая-нибудь птушница без намека на «Трудности перевода» /Lost in Translation/ (2003). А с Йоханссон провисают и все амурные линии. Никакой таковой «лихорадки» также в помине нет.
Кроме того необычно, что Махт, запавший на «молодость», не смеет с ней переспать: перед нами здоровая взрослая баба. И фактически не читается то, что должно было стать самым-самым главным – преступная страсть между Йоханссон и Траволтой. По окончании «Олдбоя» /Oldboy/ (2003) это весьма в кассу как вариант интеллектуалов.
Кадр из фильма
Нет, какие-то успехи видятся по всему хронометражу – как он описался в сортире и честно сообщил об этом, как они танцевали в баре, еще пара радостных мелочей – но в то время, когда тягомотина все же меркнет, остается одна голливудская назидательность и тупые «домашние сокровища». Нам опять попеняли: «Позвоните родителям». Вместо того дабы сделать вывод, из материала напрашивавшийся: «Не опасайтесь звонить. Не опасайтесь своих родителей.
Не опасайтесь докторов наук, книг, любви, лихорадки, пьянства, беременности, бездомности, колонии, сумы, смерти, несложившейся жизни. Живите себе».
