Откровенное признание
Чтобы получить от «Откровенного признания» максимум наслаждения, нужно прощаться с прошлым хотя бы не каждый день. Возможно кроме того не знать историю кино, но чисто интуитивно воображать, что в общем сюжет о том, как одного приняли за другого, глубоко неоригинален. Еще Пушкин рекомендовал его Гоголю, из чего вышел Хлестаков.
Исходя из этого с самой завязки «Откровенное признание» – провокация. Шла баба к психиатру, а попала к аудитору, а с виду он – то же самое, и стала она ему говорить про все собственные психозы. Дальше что возможно? Комедия.
Все будет затеваться, затягиваться, он будет ловить кайф и бегать за консультациями к настоящему психиатру, а в конце все раскроется, баба унизится и тем самым излечится. Все над ней посмеются, немая сцена.
Кадр из фильма
Но в случае если еще самую малость повспоминать, сюжет Гоголя может продолжиться, к примеру, сюжетом Дюма. Кто-то выдал себя за графа, а в действительности – Дантес, и уничтожит он всю жизнь честных контрабандистов морсеров и вотренов. И тогда провокация будет напротив. Баба все намерено лгала, намерено пришла ниоткуда, чтобы уничтожить жизнь аудитора, подкопаться под мирного обывателя. Окажется сатира, обыватель окажется негромким омутом, из которого полезут линии, а в конце он сойдет с ума.
Все испытают чувство глубокого удовлетворения, баба уплывет вдаль. И данный сюжет, кстати, довольно продолжительное время идет в «Откровенном признании», практически до самого финиша, не смотря на то, что и не так бурно, как в «Графе Монте-Кристо». Но, слава всевышнему, кино образовывает сюжеты не только из поступков и слов, кроме того не только из артистов. Оно имеет еще историю киностилей.
И вот тут с фильмом все большое количество любопытней.
Кадр из фильма
Сандрин Боннэр (заблудшая баба) прославилась у «нововолновской» Аньес Варда в «Без крова, вне закона» /Without Roof or Rule/ (1985), после этого была Жанной Д’Арк («Жанна-дева» /Joan the Maid/ (1994)) у «нововолновского» Жака Ривета. Фабрис Лукини (аудитор) – фирменный исполнитель также «нововолновского» Эрика Ромера. Посвященным ясно, но для большинства фамилии не означают ничего.
Но представьте, что постановщик Патрис Леконт в собственном прошлом хорошем фильме «Человек с поезда» делал явную стилизацию, лишь не под какое-то «течение», «школу» – нет. У Леконта по большому счету прекрасно получается, в то время, когда он трудится, имитируя именно именной стиль, конкретное имя, какого-либо одного другого человека, лишь непременно великого в кино.
В позапрошлом хорошем фильме «Женщина на мосту» /Fille sur le pont, La/ (1999) трудился под ветхого Гремийона («Летний свет» /Lumiere d’ete/ (1943)), в «Человеке с поезда» – под анти-«нововолновского» Жана-Пьера Мельвиля («Красный круг» /Cercle rouge, Le/ (1970)), в «Откровенном признании» дал дань, напротив, упомянутому Ромеру («Зеленый луч» /Rayon vert, Le/ (1986)). Лишь это не подражание, а игра, в ней возможно победить.
Кадр из фильма
Фильм разговорный и как бы беспроблемный. Видятся двое, болтают, что-то из себя строят, притворяются. Боннэр наплела, что супруг ее больше не желает и требует, чтобы привела любовника в дом и трахалась с ним у него на глазах. А все вследствие того что в один раз случайно ранила мужа, и он сейчас хромает. Вот, видно, мстит подсознательно, кроме того стал импотентом из вредности.
Лукини также что-то плетет: про честность, в том месте, про честность, а у самого – разведенная супруга, трахающаяся сейчас с настоящим мачо, при том что и с ним самим – из жалости, время от времени. Помой-му целые беседы и все та же провокация – кто кого переврет. Только иногда Лукини внезапно классно танцует в одиночестве (практически как Хью Грант в «Настоящей любви», лишь он лет на двадцать старше).
Боннэр в лифте внезапно лечит психопата лучше любого аналитика.
Кадр из фильма
У Ромера всегда было совершенно верно так же, но заведомо все говорили правду, и ее нужно было слушать очень пристально – в противном случае не осознаешь, из-за чего началось с одного настроения, а кончилось вторым. У Леконта все время думаешь, что возможно ничего не слушать, по причине того, что скучно, формально и весьма светло, чем кончится. Лишь представьте снова же, что сообщение Ромер-Леконт вправду существует.
Что Лукини и Боннэр также говорят правду В первую очередь до конца. Что фильм намерено выдает ее за вранье, дабы узнать, что и какое количество мы лжём самим себе. Что это мы «обманываться рады». Фильм, кажущийся неинтересным и обыкновенным, есть интерактивным.
У храбрецов-то все в порядке. Они, как ни необычно – обычные люди. Оба.
Имитируя другого режиссера Сейчас, Леконт решает, возможно, скромную, но ответственную для кино задачу. Поразить воображение не моментальным аттракционом, эффектом, что неизменно скоро устареет, но вечной сутью кинематографа – течением времени сеанса. В «Откровенном признании» это вышло, в особенности в конце. И в случае если кому-то рецензия представляется через чур заумной, забудьте и смотрите наобум.
Интуиция может и не подвести.
