Пушкин. последняя дуэль
Фильм о том, как вороги изничтожают русских гениев
Пушкин. Последняя дуэль (2006)
драма
Режиссер: Наталья БондарчукВ ролях: Сергей Безруков, Анна Снаткина, Юлиан Макаров, Борис Плотников, Евгений Стычкин
В отечественном кино, как и в любом втором, большое количество фильмов не сильный, бесталанных, глупых. Но картины, подобные неприличному звуку, – отечественное ноу-хау. Такая музыка играется, в то время, когда святыни становятся разменной монетой в примитивной идеологической игре.
В то время, когда космос, каким постоянно является национальный гений, скукоживается до пятачка, на котором уместилось мировоззрение отважных киноавторов.
В истории отечественного кино таких неприличных фильмов было, помнится, три: «Лермонтов», «Есенин» и вот сейчас – «Пушкин. Последняя дуэль» (2006).
Кадр из фильма
Простая беда биографических лент – подобострастное возвеличивание храбреца до масштабов монумента. В этих же случаях беда приходит, откуда не ожидаешь: под лозунгом «Пришло время определить правду» храбрец фактически уничтожается, делается ходячим тезисом – несложным, как бактерия-корненожка, но в обличье русского классика. Причем, уничтожая, авторы фильмов уверены, что они, напротив, возвышают.
Их личная упертость им думается объективной истиной, на которую они и желают откупорить нам глаза, распоряжаясь Лермонтовым, Есениным либо Пушкиным как штопором для пробки.
Родовое уровень качества таких картин – неумение сомневаться. Они совсем уверены, что пробрались в тайны русской истории. Эта уверенность забавна, но, сдобренная хорошей порцией пафоса, может функционировать на наивного зрителя, в особенности в случае если у того по истории двойка.
Фильм Натальи Бондарчук о Пушкине по форме напоминает мексиканскую мыльную оперу: в нем большое количество педалированных, на грани истерики, чувств, и такая же скверная, на грани брака, операторская работа. По жанру это детектив, расследование событий роковой дуэли и подлых писем, ставших ее детонатором. По идеологии – портрет чистой патриархальной России, со всех сторон окруженной неприятелями.
Тут проходит линия баррикад: зарубежная фамилия либо кроме того «долгий шнобель» персонажа (как в эпизоде с проницательным мальчишкой-попрошайкой) – верный символ его враждебности. К стандартному комплекту «неприятелей России» самым курьезным образом добавились «извращенцы», что снова же быстро унизило Пушкина, волею авторов ставшего примитивным гомофобом, а заодно сказало фильму сходство с жадным до клубнички таблоидом.
Все это беды объяснимые: храбрецы не бывают умнее и уже их авторов. Но в этом случае храбрец носит имя Александра Пушкина, и таковой метод его «опустить», пускай кроме того в полной мере простодушный, выглядит кощунственным. Незнание этических законов не освобождает от ответственности, исходя из этого иногда и раздаются голоса о защите отечественного национального достояния от лихих набегов: желают поупражняться, потешить собственные конспирологические инстинкты – пускай выберут другие делянки, менее дорогие каждому из нас.
Фильм начинается детально продемонстрированной смертью храбреца. В то время, когда перед тобой, вгрызаясь от боли в подушку, агонизирует любимейший поэт России, это действует безотказно, пускай кроме того его изображает все тот же Сергей Безруков – утопая в бакенбардах, но не стерев с чела импульсивность преступника Белого и поэта Есенина. Но позже произойдёт необычное: на словах «Пушкин умер» черно-белая картина станет цветной, а мир фильма все равно останется черно-белым.
В нем лишь два полюса: страдающие паскуды и русский чужестранцы.
Чужестранцы открыто рассказать о неприязни к Российской Федерации. Русские подобны семье, слившейся в любви. Глаза простолюдинов светятся обожанием и в то время, когда они скорбят у дома Пушкина на Фонтанке, и в то время, когда грезят хоть одним глазком заметить отца родного – императора Николая I. «Молитесь за меня, православные!» – наказывает царь плачущей от счастья толпе.
Данный царь демократичен, несложен, как действительно, высоко ценит умнейшего человека Пушкина, и тот с ним на дружеской ноге – с тем самым царем, про которого сочинил эпиграмму: «В Российской Федерации нет закона. Имеется столб, а на столбе – корона». Но куда в том месте – по идеологии фильма, власть положено обожать, и в одной из сцен кроме того думается, что на данный момент Пушкин ляпнет царю гоголевское «Сделайте милость, дайте сюжет!» – а царь в ответ да и подарит ему что-нибудь про пугачевский бунт.
По окончании дуэли император, говоря современным языком, берет дело под персональный контроль, в этот самый момент в игру вступают самые подлинные русские патриоты – из охранки. Им неизменно ясно про всемирный заговор против России. Сцена допроса звучит практически ностальгией о добропорядочных «царских чекистах», причем увлекшиеся авторы уже не подмечают, что в поведении Дантеса, в случае если наблюдать на трезвую голову, куда больше преимущества, чем в истериках брызжущего злобой сыщика Третьего отделения (истовый и истошный, как неизменно, Виктор Сухоруков).
Львиная часть картины дана описанию светских интриг – с зарубежным, конечно, выговором. Дантес кружится с Натали (редкостная по безликости работа Анны Снаткиной) под только что написанную музыку Глинки, женщины шипят им вслед, голландский посланник Геккерен подговаривает собственного любовника Дантеса довести солнце русской поэзии до белого каления.
И Пушкин-Безруков с радостью идет в ловушку: его сцены ревности с бедной Натали, думается, снятые на скорости 16 кадров в секунду, отсылают к роковым мелодрамам времен немого кино. Он по большому счету редкостно ограниченный тип, данный Пушкин-Безруков: упоенно читает личные стихи, большое количество гримасничает, отчего нежданно делается похож на нехорошего актера в роли Шейлока, толкует о том, что «мои неприятели – это неприятели императора», грудью становясь на защиту не через чур почитаемого русской поэзией самодержавия, а при упоминании об извращенце Геккерене существенно похлопывает по собственной заднице.
Время от времени храбрец берет на себя роль безрадостного оракула в подполье: «Уж эти мне немцы! Большое количество они русской крови прольют!». Тексты таковы, что кроме того превосходная актриса Инна Макарова не в силах убедительно сказать фразу уровня «Мы все были в сети злостных заговорщиков».
В случае если авторы фильма поставили задачей доказать, что Пушкин, как и его окружение, – не более чем сборище тупых обывателей, они очень сильно в этом преуспели. В случае если же захотели скомпрометировать великую поэзию в глазах новичков – они сделали неосуществимое: в устах поверхностного актера и самые бессмертные строчки звучат ходульно.
Выверять это кино историей бессмысленно: фильм рассыпается сам по себе. По нему неясно: в случае если Пушкин был таковой принципиальный ксенофоб, то какого именно ляда игрался в масонство и с радостью изъяснялся по-французски? Исторический персонаж все время топорщится, выпирает из отведенного ему ложа так, что авторы не смогут свести финиши с финишами.
И тот самый царь, что, по фильму, прямо-таки «телефонное право» употребил, дабы вывести убийц русского гения на чистую воду, позже дает Дантесу смыться в родную заграницу и пульнуть, пока из пальца, в очередную жертву мирового заговора – Лермонтова. А уж неприятная пушкинская фраза из письма 1836 года: «линия догадал меня появиться в Российской Федерации с душою и с талантом» – в устах одномерного храбреца Безрукова была бы и вовсе немыслимой.
Но, поскольку и создатель строчков про «немытую Россию, страну рабов, страну господ» также никак не укладывался в концепцию родственного по идеологии фильма Николая Бурляева «Лермонтов». В том и дело, что любое сложное явление русской культуры, любую корневую проблему истории России такие «патриоты» от кинематографа сводят к привычной им тупой ксенофобии – не ведая стыда, «опускают». Они делают кино провокационное, ожесточающее нравы, пушкинскую идею «эмоции хорошие пробуждать» отвергая на корню.
Кадр из фильма
Вероятнее, авторы фильма так и не осознают, что сотворили непотребство, и все упреки в собственной исторической и художественной несостоятельности отнесут за счет тех же вражеских происков, от коих стонет почва русская. Но самое печальное, что по окончании выхода «Последней дуэли» самый наивный зритель, забыв оборотиться на себя, опять начнет толковать о неприятелях-педерастах, закативших солнце русской поэзии и наметивших широкую программу уничтожения лучших умов России. Программа их разоблачения уже заявлена: Наталья Бондарчук планирует снимать фильмы об, увы, беспомощных Гоголе и Лермонтове.
