Пускепалис — не линч
литературы русского Виталий и Учитель языка Борисович по окончании тяжелого рабочего дня, родительского собрания и наполовину вымышленного беседы с директрисой решает выпить водки. По осушении сосуда с ним приключается пренеприятная оказия: некая особа выхватывает из его рук портфель и пробует сбежать. Преподаватель метко бросает в воровку кусок арматуры и, настигнув ее, выясняет, что она так пробовала отомстить за суицид подруги, а сейчас угрожает ему и его семье морем крови.
По окончании недолгого выяснения взаимоотношений Виталий Борисович связывает девушку и на плече уволакивает ее на свою квартиру, на именины сына.
2.0
В фильме Юность Паоло Соррентино продемонстрировал простые чувства
Сценарий фильма Клинч — это переделанная пьеса Алексея Слаповского, которую Сергей Пускепалис ставил еще в Уфе, а позже надумал сделать своим режиссерским дебютом в кино. Сам материал изначально владеет достаточно вызывающей большие сомнения художественной сокровищем, а уж от переноса на громадный экран он, скорее, утратил, нежели купил.
Это примечательно, учитывая, что, если сравнивать с источником, фильм обзавелся лишними подробностями — такими, как параллельная сюжетная линия, дополнительный финал и вступление. О нем нужно бы сообщить раздельно, даже в том случае, если это и будет спойлером.
Но в жизни имеется вещи ужаснее спойлеров. К примеру, финал фильма Клинч — такой заезженный и избитый, что в то время, когда таковой финал был использован в первый раз, он уже был заезженным и избитым. Алексей Серебряков — Ктулху, дремлющий на дне хтонических Мытищ, которому снится, что он мелкий человек в неуютной враждебной вселенной.
И все мы, значит, — только порождение его пьяных мечт.
Багровый пик: в то время, когда люди ужаснее призраков
Вы имеете возможность заявить, что это полный абсурд, но вы легко еще Клинч не видели. Мысль, на первый взгляд, недурная: столкновение негромкого мирка интеллигентов, где те еще линии водятся, с чистым и честным маргинальным сумасшествием. Похожий сюжет был у Михаэля Ханеке, и вдобавок раньше у Сэма Пекинпа, но он и в том и другом случае приводил ко в полной мере конкретным развязкам.
У Пускепалиса также помой-му две стихии вступают во сотрудничество, выделяют энергию, но в то время, когда реакция заканчивается, в осадок выпадает один неутешительный и неоригинальный вывод: нынешнее поколение — психопаты и идиоты, а старшее — умные и добропорядочные неудачники, но и тем, и вторым ничего другого не остается, не считая как пребывать в перманентном состоянии клинча.
Остается неясным, для чего к этому трюизму нужно было вести таким запутанным и неочевидным методом через ужасные переигрывания, неадекватное поведение и странные диалоги персонажей. Для чего нужно было отодвигать на второй план амурную драму, на которой, вообще-то, держалась пьеса? Для чего, наконец, нужно было снова заставлять Серебрякова выпивать?
Абсурдизм, фрейдизм — именуйте как угодно, но это должно иметь какую-то сообщение с действительностью. Вздор — это превосходно, но и у него должна быть внутренняя логика. В противном случае получается комплект бессвязных реплик, белый шум, в котором при жажде возможно найти что угодно, хоть очередную едкую сатиру, хоть глубочайший психоанализ, хоть разгадку манускрипта Войнича.
