Сын, сын
Знакомство с Оливье, киногероем «Сын», начинается с лицезрения его поясницы и затылка. Плотный мужчина в синей спецовке разглядывает документы под выжидательным взором брюнетки . «Оливье, помоги!» — кинув папку, храбрец торопится в мастерскую, где дети в костюмах тщетно пробуют извлечь доску из какого-либо деревообрабатывающего агрегата, издающего катастрофический гул. Устранив неполадку, Оливье снова склоняется над бумагами. «Ну, что?
Вы заберёте его к себе в группу?» — задаёт вопросы брюнетка. «Нет», — отрезает Оливье. Такова первая сцена нового фильма Жан-Пьера и Люка Дарденнов, по окончании которой светло: случилось что-то необыкновенное. Храбрец, плотник, преподающий в Центре для несовершеннолетних правонарушителей, начинает безостановочный нервический бег по казенным коридорам, совершает необычные действия, очевидно не характерные этому уважаемому мужчине. Оливье вскарабкивается на шкаф, дабы посмотреть на кого-то в аудитории.
Разглядывает в щель приотворенной двери чью-то руку, ставящую роспись. В столовой бросает на ребят косые взоры, отворачиваясь, словно бы опасаясь перед кем-то выдать себя. Отчего-то бурно реагирует, в то время, когда бывшая супруга (Изабелла Супар) информирует ему, что выходит замуж и уже ожидает ребенка. Обстоятельство отчаянной суетливости скоро узнается.
В Центр по окончании пяти лет колонии поступил Франсис (Морган Маринн), убийца мелкого сына Оливье. В первых кадрах храбрец отказывается зачислить Франсиса в ряды учеников. Но по окончании визита жены меняет ответ. Погоня по коридорам заканчивается, эмпирический дуэт взрослого и ребенка делается очевидностью. Рука, вихрастый затылок, голос из аудитории обретают плоть неказистого настороженного ребёнка.
С этого момента сюжет как последовательность событий подходит к концу. Предметом изображения становятся противоречивые эмоции. Оливье начинает жить по правилам «желаю, но не могу», «не желаю, но не могу в противном случае».
Не желаю приближать мальчишку к себе, но не могу от него оторваться. Брезгую, ненавижу, но ощущаю жалость. Жажду стереть с лица земли, но не имею моральных сил сделать это.
Братья Дарденны — узнаваемые бельгийские документалисты. Последние пара лет они снимают игровое кино. Три года назад их фильм «Розетта» стал причиной на Фестивале кинов Каннах одну из самые громких сенсаций. Тогда, в 1999 глава жюри Дэвид Кроненберг, обойдя таких классиков, как Джим Джармуш, Питер Гринуэй, Педро Альмодовар, Атом Эгоян и многих вторых, присудил «Золотую пальмовую ветвь» маргинальной картине Дарденнов.
Первые кадры «Сына» наводят на идея, что фильм — продолжение «Розетты», посвященное в этом случае не девушке, а мужчине. Оливье играется любимый актер Дарденнов — Оливье Гурме. Как в «Розетте» в новом фильме нет музыки. Звук фильма — шумы около храбреца: стук молотков, визг пилы, скрежет электрорубанков, грохот сбрасываемых досок. Титры идут на тёмном фоне в тишине.
Дарденны так же, как и прежде не применяют объяснительные диалоги, изощренно выстроенные кадры, ассоциативный монтаж. Настоящая драма суха. Чувство объективности усиливает динамичная ручная камера.
Приближаясь к персонажам практически близко, отслеживая движения и мимику, она как бы формирует «живую картину», дарденновский стиль «игровой документальности». Оттого лицо Оливье довольно часто «выпадает» из поля зрения объектива. Глаза — зеркало души, а режиссеры исключают эмоциональный шантаж. Чувство нужно вынудить ощутить.
Франсис, влезающий по приставной лестнице с доской на плече, теряет равновесие и начинает падать. Оливье торопится на помощь, практически сажая парня себе на голову. Видно, что храбрец желает спихнуть с себя эту гадину и, в один момент, пробует не разрешить мальчишке разбиться.
Рефлекторные жесты тела выдают состояние души.
Казалось бы, какого именно Хичкока возможно залудить, поскольку в фильме полно инструментов для зверского убийства из родной мести: ломы, топоры, пилы, массивные бревна. Одна циркулярка чего стоит. В то время, когда Франсис стоит рядом с крутящимся зубчатым диском, а за спиной у него вырастает напряженный, словно бы готовый к прыжку Оливье, — саспенс почище «Психо».
Но ничего не происходит. Кроме этого Дарденны сбивают готовый появиться пафос. Оливье приглашает Франсиса обедать, но не планирует за него платить, и юноша чуть наскребает на круассан. Разрешает ему заснуть в собственном автомобиле, но чуть тот вздремнет, делает резкий вираж. В финале он чуть не придушит мальчишку, но заберёт себя в руки.
Авторы не идеализируют храбреца. В фильме нет религии и веры, всепрощения и покаяния («За это убийство я расплатился, собственный отсидел!» — кричит Франсис), наказания и преступления, униженности и оскорбленности, любви и коварства. Не стреляет ни одно из помой-му заряженных ружей, не действует ни одна из вероятных сюжетных схем.
Эта лента, как жизнь исключает логику и фабульную цикличность.
Дарденны сохранили скупую манеру и отвлечённую интонацию изображения. Но «Сын», в отличии от «Розетты» думается более изысканным и зрелым. Так как чем солидней социальная прослойка, тем затруднительней тождественный кино-показ бедствий ее представителей. «Сын» — это не драма деклассированных слоев, коих в фильме нет, а события вне категорий и рамок.
Без оглядки на рабочую среду храбрецов фильму нельзя прилепить ярлык «пролетарский» и тем самым поставить в ряд с лентами Аки Каурисмяки, вечные храбрецы которого — бедняки. Но их презентация выдает закомплексованность финна, не решающегося показывать социальные неприятности без увеселяющей иронии, оставляющей люфт для иллюзий. Похоже, бельгийцам удалось лишить иронию флера аттракциона и интегрировать ее вовнутрь истории в виде парадокса.
Как ни забавно, Оливье — единственный, кто общается с убийцей собственного сына и адекватен ему. Франсис — единственная сообщение с погибшим сыном, поскольку кроме того супруга храбреца носит в утробе живое новое дитя. Разбив надежды и сердца Дарденны позволяют придумать новые мифы.
