Троя
Подбракованный по эффектам клон «Властелина Колец», но с таким же кассовым апломбом, носит название «Троя», не смотря на то, что не имеет к Гомеру никакого отношения. Кроме того мило, что слепой хохотун попал в число авторов сценария рядом с неким Дэвидом Бениоффом («25-й час»).
Но, нуворишам всегда было в кайф держать при себе Гете, Гайдна, Гойю, Гарбо, Глазунова Илью Сергеевича, Церетели Зураба Константиновича… Наряду с этим «Троя» Вольфганга Петерсена, само собой разумеется, исходит из того, дабы удерживать в основном от последствий. Не дай всевышний, на фоне последующих мандельштамов внезапно нувориш окажется ровно самим собой и более ничем. Не дай всевышний, выяснится, «что море, что Гомер – все движется любовью», а не кассой. Это ж самая ужасная тайна современности.
Но вот именно благодаря легкой подбраковке (Петерсен большое количество старше Питера Джексона), «Троя» значительно лучше, чем «Властелин Колец», растолковывает, как тайна сохраняется и в чем кроется.
Кадр из фильма
Очевидно, нам предъявили не прочтение «Илиады» (в ней, в действительности, линия ногу сломит, в случае если неспециалист) а также не детскую адаптацию легенд «и типа Мифов Старой Греции» (в них был дух стабильного школьного книжки). Нет, тут и всевышних всех корова языком слизала, и Агамемнон до дому не доехал, перо ему в бок засунула не та жрица Брисеида (чисто Кармен у Хвана). Ахилл был ловелас, Агамемнон – нехороший глава, Брисеида – недорогая секретутка в момент реструкуризации учреждения.
Ахилл ежедневно бреет ноги (не говоря уж про руки), древние гречанки носят марлевку с лайкрой (глаза красят тушью «Dramatic Look»), а греки – все нарисованные (они не знали не то, что древние, в противном случае, что их вовсе не было). И без того неспешно нам предъявляют кроме того не комикс (твёрдый линейный сюжет), а типа тематический разворот глянцевого журнала (основное – дабы костюмчик сидел, другое приложится).
Кадр из фильма
Петерсен четко усвоил, что в глянцевом журнале все должно быть «психологично» и «политично». Значит, во-первых, «Троя» начнется с того, что, в то время, когда Агамемнон, завоевывающий Фессалию, отправит за Ахиллом для боя «лучших из лучших», Ахилла застанут за сексом в шалаше, и он будет «быстроного» бежать на неприятеля, натягивая на ходу «пышнопоножность». Так бежали всегда все мужские «костюмчики»: Д’Артаньян, Печорин, Рэтт Батлер и впредь до Джорджа Буша-младшего в его добрачный период.
В то время, когда Парис типа помесь Грушницкого и Ленского отправится «бондить» Елену, застанет ее в старой спальне за древним туалетным столиком рядом с старой кроватью-сексодромом. И покрывала практически шелковые, и все, блин – психология, беседы о любви. В то время, когда ближе к финалу Гектор будет прощаться с Андромахой, это будет Фабрицио с Клелией и Тузенбах с Ириной, другими словами также все, как в мелодраме.
Ну, а по политике, во-вторых, Бушу бы взглянуть, само собой разумеется, на Агамемнона, Рамcфилду – на Одиссея, Шарону – на Приама, а Путину – на Менелая, и в Багдаде все стало бы нормально. Никакой мистики, никаких «дике» с «гибрис», политика – мастерство вероятного, а не нужного.
Кадр из фильма
Петерсен кроме этого усвоил, что «глянец живет рекламой», исходя из этого любой кадр довел до идеально-статического состояния. Что касается неспециализированных замыслов, то уж в случае если приплыли либо стена на стенку – так целый кадр зарисован, ни пятнышка без рисуночка. Уж в случае если хоронят не либо строят коня – так сооружения вровень ВТЦ.
Уж в случае если идет заседание у Приама либо Агамемнона – так «паркетная» съемка в ноль как в Белом доме либо на Елисейских полях. Имеется на что дальше ориентироваться рекламистам чипсов «Лейс», рекламистам «Трансвааль-парка» и администраторам фэшн-шоу на Красной площади. Что касается больших замыслов, в движение пошли звезды и лучшие манекенщицы кинокомиксов, самые-самые медиа-лица.
Эрик Бана (Гектор) – из «Халка», Диана Крюгер (Елена) – из «Мишеля Вальяна», Саффрон Берроуз (Андромаха) – прежняя модель Армани и Вивьен Вествуд, Шон Бин (Одиссей) и Орландо Блум (Парис) – сами понимаете, откуда, Брэд Питт (Ахилл) – по большому счету отовсюду. Нам предъявили товар лицом, товар новый и актуальный, дабы лишь мы не шевелились в течение двух с половиной часов.
Кадр из фильма
Но отнюдь не новый возраст Вольфганга Петерсена, как бы еще допущенного к «самой ужасной тайне современности», заключенной в глянцевых журналах, но лично к ней непричастного, вправду выдает ее идеально и четко. Дабы быть допущенным, взялся за старину, а беспородность лиц от этого только известный. Так как в случае если Красивая Елена в действительности смотрелась, как Крюгер, тогда ясно, из-за чего на Западе таким успехом пользуются русские шлюхи.
Авы гарднер, деборы керр, вивьен ли, софии лорен в шлюхи в далеком прошлом не ходят. К сожалению, беспородность касается и Ахилла, как бы Питт ни старался прекрасно играться. У него – самый тяжёлый рекламный крест (похотливая жрица, немыслимый погребальный костер Патрокла, бредовое политиканство с Агамемноном). Помимо этого, дабы стать причастным, Петерсен взялся за эффекты, а от этого только известный нереальность старины.
Эффекты уместны в фэнтези, в сайенс-фикшн, но по части пеплумов любой знает «Багряницу», «Клеопатру», «Бен Гура» – да «мир и Войну», в итоге. Любой не забывает, что стена на стенку смогут ходить под небом живые тысячные полки, что страшно биться смогут настоящие многие колесницы и как Гриффит для «Нетерпимости» строил огромных слонов (про это в далеком прошлом снято целое кино «Хорошее утро, Вавилон»).
Кадр из фильма
Наконец, дабы сохранить тайну, Петерсен и вовсе стёр с лица земли в «Трое» пространство и время. Различные сцены совсем бессвязны, а большие замыслы совсем раздельно от общих. Чего внезапно от победы Ахилла над фессалийским качком воздействие переносится на пир в Спарте у Менелая (по принципу, что всего этого не было в «Илиаде»?), как Парис пронес Елену на корабль (помогли статуи всевышних?) либо где прощались Гектор и Андромаха (Троя успела обезлюдеть до захвата?), никто не трудится растолковывать.
Все легко дано, как следующая блестящая страница. Издания – они же толстые. Этого достаточно, дабы ни сцены, ни замыслы не следовали приятель из приятеля, и любой эпизод с артистами смотрелся, как выгородка на пробах. Но наряду с этим все «пробы» (сюжет и массовка) – рисованные и открыто завиральные.
Исходя из этого волей-неволей шевелишься на протяжении двух с половиной часов хронометража. Не весьма уютно хронически осознавать себя точкой-точкой-два крючочка-со радостным билетиком. А пиво в фойе стоит весьма недешево.
Кадр из фильма
Вся ужасная тайна-то – в том, дабы не было взаимоотношений. Никаких, ни к чему. Сцены – к сцене, человека – к человеку, день назад – к сейчас, лица – к толпе, происходящего – к всевышним, компьютера – к действительности, переднего замысла – к заднему, слона – к моське, муравья – к стрекозе.
Как раз безотносительность делает глянцевые журналы властителями умов, превращая целый без исключения мир в растительно существующую мещанскую мелодраму, меняющую сутки на ночь, а осень – на весну лишь по стрелке ползучего политиканства. Но она прекрасно канает как раз у властелинов и джексонов, по юности педантично отслеживающих любой намек на «отношения». Петерсен же так старался вписаться, что не уследил.
И случайно и легкомысленно в самой же «Трое» местами сложилось не блестящее, а настоящее времяпрепровождение. Пускай Эрик Бана – из комиксов, но у Гектора практически имеется ужасная роль. Пускай Саффрон Берроуз – с подиума, но, кроме того перекрашенная в смуглую брюнетку, она – из всех времен, а также из древнегреческих.
Пускай Питеру О’Тулу покинули лишь подсиненные глаза, но в шатре у Ахилла они трудятся. Тут появляется и размер, и пропорция, и возможность (Эней), и ужасная тайна ложится у ног публики, как собачка. Вот она, приголубь ее, утешь, пощекочи. Увы, по окончании сеанса слышать, что несет публика, весьма и весьма безрадостно.
Шарику уже сделали операцию, так что ему ничего не следует врезать ботинком по собственным почкам.
