Вдали от обезумевшей толпы: взгляд датчанина
На суд российского зрителя предстала экранизация романа Далеко от обезумевшей толпы британского писателя Томаса Харди в режиссерском прочтении Томаса Винтерберга.
4.5
Новость о том, что выбор гениального датского режиссера, одного из создателей течения Догма 95, известного своей авантюризмом и смелостью в выборе сюжетных линий для собственных произведений, пал на одну из ранних проб пера классика британской литературы, позвала в свое время неподдельное удивление. Это произведение Харди неоднократно становилось объектом внимания британских режиссеров — в следствии отечественные современники имеют возможность насладиться его несколькими кинематографическими предположениями, в первую очередь, работой Джона Шлезингера и съемочной группы ВВС 1967 года, считающейся эталонной.
Датский ответ Игре престолов продемонстрируют в Российской Федерации
Переиграть и — уж тем более — поразить новым прочтением британской литературы обитателей Туманного Альбиона фактически нереально. История страны, не знавшей революционных потрясений того масштаба, что ее континентальные соседи, традиции, аккуратно сохраняемые в течении многих столетий, архитектуры памятников и язык природы — эти впитанные с молоком матери знания делают британцев по большому счету и режиссеров в частности непревзойденными знатоками собственной культуры. К попыткам экранизации собственных произведений за границей они относятся заведомо скептически и не без основания: Голливуд изменяет любой сценарий до неузнаваемости, немилосердно загоняя литературную ткань во все более узкие рамки, где за пример исторического кино в лучшем случае берутся Унесенные ветром.
В этом случае, что очень принципиально важно, речь заходит о европейском, причем весьма самобытном — датском — варианте. Данный фильм — неповторимое явление, разрешающее пролить свет на то, как видят британскую пастораль скандинавы. Первое, что кидается в глаза — викторианский роман Харди в прочтении Винтерберга начисто лишен христианских смыслов.
И это при том, что в самом тексте возможно отыскать не меньше много буквальных и скрытых библейских цитат. Идет ли выбранная стратегия в ущерб повествованию? Определенно. Успех Оука над собственными соперниками в глазах зрителя неубедителен: а ведь опущенная в фильме сцена, где Батшеба следит за молящимся Оуком в окно, дает читателю серьёзную подсказку.
Как и сохраненный в фильме, но пара подвисший эпизод с падением овец со скалы.
События Второй мировой опять появились в фокусе датского кино
Во-вторых, хронометраж картины вдвое меньше, чем кроме того у Шлезингера, не говоря об экранизации Томаса Рентона 1998 года, где неспециализированная длительность всех серий образовывает три с половиной часа. Действительно, гениальный сценарист Дэвид Николлс, уже трудившийся с фактурой литературных текстов Харди (им написан сценарий к мини-сериалу Тесс из рода д’Эрбервиллей, 2008), отлично справился с задачей, поставленной Винтербергом.
К явным упущениям возможно отнести следующее: сжатие разнесенной в романе по главам сюжетной линии с Фанни, опущение эпизода с постыдным торгом между Болдвудом и Троем за будущее Фанни и Батшебы, неожиданное возвращение Троя и утрату боковых народных линий, серьёзных в создании образа Габриеля Оука. Неполнокровность образа крестьян имеет одну-единственную обстоятельство — чтобы полностью осознавать характерность их типажей, нужно держать в уме хрестоматийные образы могильщиков — собеседников Гамлета, кочующие из произведения в произведение в течении столетий. Винтерберг же изобразил скандинавских работяг в условиях менее жёсткого британского климата.
Австралийцы снимут фильм о знакомстве датского кронпринца с супругой
Осмотрительное отношение к музыкальному сопровождению фильму идет, без сомнений, на пользу. У Джона Шлезингера любая часть романа раскрывалась музыкальной прелюдией, соответствующей настроению повествования. Но эта неординарная находка была загублена громадным числом репризных отыгрышей, которыми сопровождались все значимые сцены, что придавало им излишнюю мелодраматичность.
Песня, звучащая в новой экранизации — Let no man steal your thyme, не обращая внимания на не весьма уместные кельтские мотивы, стала изысканным ее украшением.
Выбор актерского состава был на уникальность успешным. Роль Батшебы Эверден в исполнении Кэри Миллиган, согласно точки зрения многих, есть лучшей за всю историю экранизаций романа. С этим сложно не дать согласие.
В ней присутствует и британская чопорность, через которую угловато пробивается непосредственность, не характерная добропорядочным гражданам того времени, и решительность, и находчивость, и ранимость. Приятно поразил и Майкл Шин, хорошо справившийся с образом Уильяма Болдвуда — действительно, не хватает им приглушенная в некоторых эпизодах эмоциональность вредит целостности восприятия храбреца.
Отдельных похвал заслуживает проницательность Винтерберга в отношении Маттиаса Шонартса (Схунартса), что бы злые языки ни говорили о том, что через его купленный уэссекский выговор четко пробиваются интонации антверпенских моряков. Конкретно неудачным направляться признать выбор Тома Старриджа на роль сержанта Троя. Он умеренно экспрессивен, начисто лишен самодурства и заносчивости и уж никак не выглядит повесой, а в кульминационных сценах так открыто вял, что приводит к чувству жалости, чего Томас Харди, разумеется, никак не имел возможности ожидать.
На экраны выйдет американская версия датского сериала Банкроты
В одном из интервью режиссер заявил, что он желал снять, в первую очередь, фильм по произведению Томаса Харди, а не Томаса Винтерберга. Справедливости для напомним, что эта задача была решена в полной мере удачно. А дальше — самое увлекательное. Из-за чего по окончании просмотра у зрителя остается весьма продолжительное послевкусие, он может различить отдельные узнаваемые нотки во вкусовой гамме, но облечь собственные ощущения в слова не удается?
Нужно кинуть более пристальный взор на прошлую работу Винтерберга — психотерапевтическую драму Охота (2012) с участием Мэдса Миккельсена и Томаса Бо Ларсена.
Первое, что привлекает внимание — множество кадров с контражуром, создающим воздушность и таинственность. Оба фильма объединяет обилие теплых золотистых лучей солнечного света, как бы высвечивающих истинность действий храбрецов. В Охоте самые драматичные, последние кадры фильма не только показывают развязку, но и играются с разными гранями восприятия действительности.
И, без сомнений, все тот же именитый оператор — Шарлотте Бруус Кристенсен.
Особенное восприятие леса — не как обилия всех оттенков зеленого, чем ласкают взгляд привычные британские экранизации, но как средоточия всего мрачного, мистического и потустороннего. Лес, в котором сержант Трой демонстрирует Батшебе собственный мастерство обращения со шпагой — сосновый. Лес не в собственности людям, они в нем только гости. Подобное явственно возможно заметить и в лишь вышедшем датском фильме Дочь пробуждающей совесть.
Продвигаясь в глубь чащи, погружаясь с головой в тревожную молочно-светло синий дымку, мы сталкиваемся с обнажением подлинных мотивов встречи двоих, высвобождением их животных инстинктов. Напомним, что сама сцена с фехтованием открыто не сильный (в чем Винтерберг чистосердечно согласится). Для сравнения — в экранизации Шлезингера эта сцена так эмоционально насыщенна, что прибегать к демонстрации физического контакта между храбрецами, как последнего, самоё сильного средства действия, не было нужно.
Море, как и лес, нарисовано в полностью скандинавской манере — это не просто открытое водное пространство, а мистическая стихия. Подобно языкам пламени, волны опутывают собой незадачливого пловца. Погружение человека в пучину морскую нарисовано так, что зрителю передается чувство противоестественности таких взаимоотношений с природой.
Параллели направляться искать в детективах, к примеру, в датской криминальной одиссее Орел либо в еще более сумрачном исландском кинематографе.
Датчане презентовали фильм о колониальной работорговле в Африке
Природа у Винтерберга — языческая, обнаруживающая и высвобождающая в человеке ту часть его самого — светлую либо же, напротив, чёрную — которая на данный момент превалирует. Она интимна до неприличия (по британским меркам). Улитка на колоске, покачивающийся на ветру цветок, изрезанный солнечными лучами край зеленого страницы — все это чересчур подробно. Британцы обожают рисовать природу большими мазками, не вдаваясь в конкретику.
Это возможно найти в бесчисленных английских экранизациях произведений Джейн Остин, Уильяма Теккерея, сестер Бронте и других.
Единственный фильм, что, пожалуй, возможно сравнивать с винтерберговским по части изображения природы — экранизация романа Эмили Бронте Грозовой перевал (2011) в режиссуре Андреа Арнольд. С тем отличием, что Грозовой перевал есть так называемым готическим романом, где подобное обращение с окружающей храбрецов обстановкой есть всецело ожидаемым.
Сейчас о некоторых пересечениях с Охотой. Винтерберг получает воистину немыслимых высот в создании психотерапевтического напряжения, в то время, когда в кадре появляются женские образы. В случае если в данном фильме это в полной мере взрослая Батшеба, то в Охоте эти ясные средства употребляются в кадрах с участием очаровательной шестилетней Клары, что формирует в восприятии зрителя звенящий диссонанс: камера так внимательно и дерзко останавливается на ее лице, что делается не по себе.
Массовая сцена с распеванием песен на празднике по собственной стилистике возмутительно неанглийская. Но — всецело укладывается в подобный эпизод Охоты, где взрослые охотники поют песню в честь сына главного храбреца, пополнившего их последовательности.
Новый фильм Роя Андерссона: наблюдения с высоты птичьего полета
Еще один увлекательнейший момент — богослужения и изображение церкви. Отыщем в памяти то, что мы знаем о провинциальной викторианской Англии — богобоязненное, чопорное классовое общество с сверхсложной совокупностью построения социальных связей. Церковь — фактически единственное место сотрудничества всех участников общины с неизбежными пересудами и другим.
А в кадре — обычная грундвигианская церковь, где любой сосредоточен на себе и на общении с Всевышним в намного большей степени, чем на подчеркивании собственного социального статуса, одобрения либо осуждения окружающих.
Большие замыслы лиц главных героев в церкви и немой диалог между ними снова же являются прямой отсылкой к подобной сцене в Охоте, такой сильной по собственному эмоциональному накалу, что именно изображение главного храбреца вполоборота и стало официальным плакатным образом фильма. Тут иногда переглядываются все трое претендентов на душу — и руку — Батшебы.
Мадс Миккельсен в фильме Охота. Фото: kinopoisk.ru
Финальная сцена романа воображает особенный интерес, поскольку именно она имеет больше всего различий в экранизациях. И Винтерберг с ней справился блестяще. Заявление Оука о том, что он больше не желает сражаться вместо нее, его яркая решимость выполнить то, о чем он в далеком прошлом сказал — уйти прочь, отправившись в Калифорнию, так выполнено эмоцией собственного преимущества и практически религиозной истовости, что начинаешь честно хотеть, дабы он уехал, не связывая себя с той, кто принесла ему столько мучений.
Напоследок хочется привести цитату из романа, где Томас Харди дает чёрта сержанту Трою. В какой-то степени она весьма совершенно верно передает различность восприятия действительности на берегах Ла Манша и Британского пролива: Бывши в состоянии прострации, Трой не подмечал, что эти романтические причуды, продиктованные раскаянием, достаточно нелепы. Унаследовав черты характера от предков, живших по обеим сторонам Ла-Манша, он проявлял в аналогичных событиях недочёт душевной гибкости, характерный британцу, наровне с обычным для француза склонностью чувства и отсутствием меры к сентиментальности.
Возможно, своеобразны британское чувство меры у Винтерберга вправду отсутствует, но щедрость в изображении подлинных людских эмоций присутствует сполна.
И, в случае если присмотреться, обезумевшая масса людей — что в девятнадцатом, что в XXI веке — неизменно заявляет собственные права.
