Властелин колец: две крепости
Все три часа, пока наблюдаешь «Две крепости», заклинаешь себя, как на каком-нибудь эльфийском: «Запрещено задевать эмоции верующих, нельзя задевать эмоции верующих, нельзя задевать эмоции верующих». Вспоминаешь, что толкиенутые – все же не боевики, двух башен ВТЦ ни при каких обстоятельствах не взрывали, не загоняли человечество в счастье металлической рукой на одной шестой части света и по большому счету они – мирные люди без всякого бронепоезда, с одними лошадками и деревянными мечами.
Думаешь, что миллионы людей во всех частях света будут наблюдать продолжение «Властелина колец», в итоге, не за твои, а за личные деньги. Запрещено вычислять деньги в чужом кармане, нельзя считать. Через три часа, слава всевышнему, зажигается свет, поднимаешься и нормально уходишь с единственной реакцией.
Да, подташнивает, но так как время от времени подташнивает и в жизни – в то время, когда укачаешься в автомобиле либо съешь что-нибудь не то. Позже все равно проходит, так что нечего, нечего раздражаться.
Кадр из фильма
Но наблюдал ты это, пускай по работе, но сам. И что ты в том месте заметил? Что, не считая интенсивного развития полностью безлюдного места, еще в «Братстве кольца» начавшего выдавать себя за полное благодаря наличию ста миллионов в бюджете? Ну, на этот раз бюджет чуть меньше, потому и развитие чуть ускорено. Но два хоббита (Элайджа Вуд и Шон Эстин) идутв страну зла, дабы выкинуть лишнее золотое колечко. Так, завалялось зачем-то.
Два вторых хоббита (Доминик Монаган и Билли Бойд) вырываются из злодейского плена и попадают в лес. Еще три братана (Вигго Мортенсен, Орландо Блум, Джон Риз-Дэвис) попадают в обычную страну, на которую страна зла отправилась войной. После этого первые двое сталкиваются с моральным уродом (фрагменты Энди Серкиса) и доходят до страны зла только его молитвами. Двоих вторых берут в плен живые деревья леса.
Трое оставшихся, вступив в человеческие отношения с обычной страной, организуют оборону. После этого первые двое уходят из страны зла в другую обычную страну… И без того потом. Эдак перечислять чьи-то передвижения по поверхности возможно без ограничений.
Кадр из фильма
Само собой разумеется, за счет постоянного чередования трех сюжетных линий ритм бодрее, и в сон не клонит, как это было в первой серии «Властелина колец». Но, может, лучше бы склонило, потому, что композиционно вторая серия напоминает легко три рулона туалетной бумаги, надетых на одну древесную перекладину. Сама бумага – из чего-то жеваного-пережеваного, из полностью синтетических, ненатуральных волокон, не смотря на то, что и блестящих, и переливчатых.
Само собой разумеется, кому нужно, будет разматывать, и в принципе на унитазе возможно совершить жизнь. Но чем тогда нужно болеть, вот вопрос?
Кадр из фильма
Покинем Толкиена толкиенистам. Режиссер Питер Джексон блестяще справился только с одним моральным уродом. Суть имеется у этого Голлума-Смеагорла и киношный, и психотерапевтический.
Компьютерно сделан без упрёка и страха, два различных голоса наяву, странный и покорный, идеально передают вечные подозрения и вечную покорность каждого из нас, попавшего в переплет. Раздвоение личности на экране, пожалуй, еще так не передавалось. Больше характеров нет, но еще Джексон справился с переходом через болото.
Мертвецы, затянувшие Фродо под воду и пробудившие в нем подсознание, всегда серое и мутное – весьма стильные, как и колористическое ответ.
По большому счету по всему кино лучше стало сочетание больших замыслов и неспециализированных, и резкие тревеллинги по красотам природы с возникновением на горизонте очередного зла или очередных этапов путешествия дают намек на чьи-то личные глаза, каковые имели возможность бы все это вправду заметить. Апофеоз намека, к сожалению, весьма краток – это в то время, когда Фарамир, брат погибшего Боромира (Дэвид Уэнэм), разглядывает в Гондоре древнюю карту Средиземья.
Географическая карта как таковая владеет ровно той степенью условности в сочетании с живым источником, которая имела возможность бы дать ключ ко входу во все продемонстрированное как в живое и настоящее, с положенными атрибутами: сопереживанием, уважением, пониманием. Если бы она лишь почаще повторялась, чего, увы, нет.
Кадр из фильма
Намного лучше, чем в первой серии, снята война, причем не только вследствие того что ей дан практически час времени, другими словами все уважение режиссера. Легко в полной мере законченно, фатально выглядит на войне готическая поверхность. В Средневековье вправду были целые междоусобицы, позже снимали про них много, исходя из этого аккуратны замок Мордор и замок Гондор, финал мирного населения, армейские рекомендации, осады и налеты, латы и арбалеты: все это драматургически верно.
Кадр из фильма
Джексон так же, как и прежде не справился с орками, кукольными не меньше, чем их транспортного средства. По-новому, но также весьма нехороши живые деревья – это легко беда. Откуда они очень? Недоделаны крылья у тёмных призраков, гибкости не достаточно, не вписывается в фатальную картину чисто электрический глаз Саурона.
Так же, как и прежде страшен Элайджа Вуд, в особенности в то время, когда изображает пафос, вращает глазами по-взрослому и говорит умственные слова, при том, что намедни показывали его как бы хоббитовские, другими словами розовенькие и жирненькие детские ножки. какое количество протянет продемонстрированное при столь полном отсутствии эмоции юмора?
Но, очевидно, самая дурнота – от перевирания перевранного. По уровню претензий и пафоса это совсем не детское кино, но во второй серии совсем проясняется, что Толкиен что-что выдумывал чисто для выдумки, не для мира и не для воззрения на него. А сейчас это безостановочное, как моченедержание, вещание и выдумывание с тысячами приклеенных носов и ушей, прорисованных на мониторе уродов и синтезированных народов поглощает все больше настоящих материй – неба, воды, травы.
Но в этой траве и этой воде нет ровным счетом ничего одухотворенного – того, что дается контекстом, ассоциациями.
Кадр из фильма
Ну, сообщите, для чего мне выдуманные эльфы с гномами, в случае если в далеком прошлом уже были невысосанные гибеллины и гвельфы? Для чего мне мифический Гондор-Мордор – одно наименование таинственно, – в случае если уже несколько тысяч лет как возможно прочесть перечень судов — до середины и со всеми тайнами Эллады и Илиона, каковые вправду сохраняются в мифологическом мышлении?
На бумаге значительно более основательны Гомер и Макиавелли, а по кадру колонны прежних настоящих завоевателей маршируют со времени Сесиля Б. де Милля. «Потоп» и «Спартак», а также «Ватерлоо» Бондарчука вести войну увлекательнее, приводят к сопереживанию. В том месте был хоть Наполеон, и про Агирре и Эльдорадо возможно думать, про «Императора и убийцу» – также возможно легко, не смотря на то, что это Китай, другими словами практически Марс. Но в том месте имеется, чего осознавать, не зная и зная, что не определишь ни при каких обстоятельствах.
Кадр из фильма
Средиземье, придуманное одним несчастным британским доктором наук, на бумаге еще, возможно, возможно, как вариант, не смотря на то, что и тупиковый: одному доктору наук ни при каких обстоятельствах не заменить миллиарды, творившие мифологию либо историю с географией. Но в то время, когда эта тупость механически воплощается в лица, одежды, дома, войны и пейзажи, она делается агрессивной. «Две крепости» – это уже совсем показанная агрессия, простите, недомыслия и невежества. Две побочных чувства по окончании трех часов тошноты – досада на то, что вложения и такие старания впустую (Бернард Хилл мог быть Карлом Великим вместо какого-либо одномерного ветхого короля), и жёсткое убеждение, что просматривать Толкиена я не буду сейчас кроме того по решению суда верховного суда.
