Все о любви
В первой половине 20-ых годов двадцатьпервого века в июле в Нью-Йорке будет падать снег, на улицах либо в метро будут падать и умирать от сердца прохожие, через которых другие прохожие привыкнут переступать. Покажутся летающие пожилые киллеры и угандийцы, предварительно преподносящие собственному «заказу» букет цветов. В случае если двоим влюбленным пригодится бежать куда макар телят не гонял, маршрут их будет таков: «В пятницу вы летите в Роттердам и плывете оттуда в Санкт-Петербург.
В Санкт-Петербурге вас встретит некто Кулишков и посадит на самолет в Москву. В Москве станете жить в Черемушках, в том месте прекрасно и рядом Университет. Это лучшая часть города, на углу кондитерская».
Приведенный пассаж плюс феерический кадр летающих угандийцев – лучшие из немногих развлечений, почерпнутых в холодно-претенциозном фильме Томаса Винтерберга «Все о любви». Претенциозность постоянно вылезает, кроме того в то время, когда соберутся приличные люди, в случае если у них повестка дня не сложилась. Какой же могла быть повестка дня у Винтерберга («Торжество»), Хоакина Феникса («Гладиатор»), Клер Дэйнс («Ромео + Джульетта») и Шона Пенна («Ты так красива»)?
Из-за чего она не сложилась?
Кадр из фильма
светло, чего желал «организатор собрания». Поведать историю принципиально в духе Хичкока. Пускай сюжет будет, как в «Плохой славе» либо «Завороженном»: парень с девушкой вынуждены распутывать смертельно страшные злые козни, в которых нечайно принимали участие.
Пускай композиция сюжета будет, как в «Головокружении» либо «Марни»: полностью конкретный быт (ветхая мебель, новые мобилы) в предельно четких и контрастных кадрах с чистым цветом, от розового до желтого, но уж в случае если белое – то белое, а вдруг тёмное – тёмное. Пускай в данной композиции сюжет будет смотреться символично («Шантаж», «Птицы»): окровавленный нож, мелкие фигурки в огромном снежном поле, три однообразных фигуристки на льду со смертельными ранами в различных местах.
светло, из-за чего он этого желал. Хичкок, верующий а также догматически верующий человек, говорил в собственном духе истории назидательные, показывал мир стабильный, уравновешенный, свято покоящийся на вере-матери-и надежде любви их Софье. А вдруг в его духе забрать и поведать историю, всецело противоположную – другими словами никаких выводов и мир, у которого крыша едет, мир с вынутым фундаментом – суть ее будет особенно нагляден.
Актуален. Двое влюбленных станут ровно сами собой – влюбленные и точка. Наименование времен очередного тысячелетия соответствует – «Все о любви».
Кадр из фильма
Ясна в итоге кроме того желанная цель. Наглядное выражение нестабильности, сдвига по фазе конечно, в случае если «организатор собрания», Томас Винтерберг в далеком прошлом и счастливо женат. Родил двух девочек и сейчас обожает наблюдать, как они катаются на коньках, другими словами домашнее счастье ему – совсем как воздушное пространство.
Счастливо дыша воздухом, он и высунул шнобель в Нью-Йорк-оледенение-2021 год, в то время, когда девочки повзрослеют. Само собой разумеется, тревожит, что с ними будет. А чего высказывать любовь, в то время, когда она уже имеется?
Но именно вследствие этого последним вопросом и вышло то, что вышло. Хичкок всегда собственными Грегори Пеком+Ингрид Бергман, Грейс Келли+Джеймсом Стюартом, Типпи Хедрен+Шоном Коннери показывал процесс влюбленности и обосновывал, что она возможно. Иными словами, грехи нужно искупать, а доверие заслуживать.
Процесс влюбленности со всеми делами — взглядом и обликом, юмором и психологией — был у него неотъемлемым элементом композиции сюжета. Во «Все о любви» влюбленность Клер Дэйнс и Хоакина Феникса предполагается a priori. Дэйнс и Феникс ни взором, ни видом ничего не обосновывают, психология и юмор преднамеренно скрыты. Но эти артисты — вовсе не Винтерберг с его женой, они между собой не женаты, и нужно еще взглянуть в IMDb, женаты ли по большому счету.
Возможно, из-за девочек Винтерберг через чур уж требует от вторых, чего они не обязаны иметь. Но оказалось, что в фильме «Все о любви» любовь-то и не присутствует.
Кадр из фильма
А отсюда вытекает, что без хичкоковского стержня целый хичкоковский пафосные словопрения и символизм Шона Пенна, и страстные признания на снегу развалились, дико фальшиво звучат и не вызывают ни капли сочувствия. Целый сюжет со известной фигуристкой, которую семейка корыстных заговорщиков желала стереть с лица земли, дабы заменить ее клонами, а супруг, приехавший в действительности разводиться, забрал за руку и постарался увести, стал легко до нелепости запутанным, большей частью нераспутываемым (у Хичкока все распутывали чувстве) и одновременно с этим наивным до одурения – какое в том месте очередное тысячелетие… Честно говоря, из-за внутренней рассогласованности (Винтерберг показывает совсем стабильную путаницу, а обосновывает совсем очевидную нестабильность) сюжет по большому счету так и не сдвинулся с мертвой точки, закоченел в зародыше. Наблюдать на это 104 60 секунд подряд не легко и неудобно.
Однако, в прецеденте фильма как такового имеется кое-что любопытное. Гениальный датчанин в Голливуде выдал такой же итог, что прежде выдавали в Голливуде гениальные немцы. Его забрали из «Догмы», а в свое время Шлендорфа либо Вендерса забрали из Нового германского кино. Что Шлендорф с «Историей служанки», что Вендерс с «Американским втором» двадцать лет назад нашли в Голливуде столь же холодную претенциозность.
Кроме того гениальный китаец Чен Кайге сравнительно не так давно ее нашёл в «Убей меня ласково». Парадокс Винтерберга любопытен, потому, что фильм делался в Европе европейцами, заокеанская фабрика мечт к нему только прикоснулась. Но хватает прикосновения Голливуда, дабы любой вероятный подтекст (априоризм любви) был отрезан, как кое-какие органы.
А из-за чего?
