Антон долин: «„28 панфиловцам“ и „землетрясению“ не нужен критик»
В октябре на российские экраны вышли сходу два фильма, что стали причинами бурную положительную реакцию у зрителей и сдержанную, а иногда недоуменную у критиков. Это военная драма «28 панфиловцев», чей релиз сопровождался дискуссиями в обществе и скандалами на уровне национальных учреждений, и «Землетрясение», повествующее о трагедии 1988 года в Армении, в то время, когда замечательное землетрясение унесло судьбе десятков тысяч людей.
На собственной странице в сети Facebook кинокритик Антон Равнин написал о том, что взглянул оба фильма «вне обязательств критика», и возразил отсутствием возможности осуждать уровень качества аналогичных картин. «Упоительная новая тактика русского кино: выбирай тему, способ и жанр производства (сделано русским народом при участии Министерства культуры Российской Федерации) так, что каждая критика будет заявлена предвзятой», — написал Равнин.
По просьбе КиноПоиска кинокритик прокомментировал обстановку, в которой народные фильмы приобретают одобрение массовой аудитории и государства, но наряду с этим совсем подменяют само понятие «кино».
Кадр из фильма «Землетрясение»
Каша из топораКритик — это всего лишь опытный зритель. В кино он совершенно верно так же плачет, в то время, когда безрадостно, смеется, в то время, когда смешно, и спит, в то время, когда скучно. Единственное отличие критика от несложного зрителя — он наблюдает довольно много кино, и от этого чувствительнее к штампам. В то время, когда он видит, что что-то откуда-то похищено, а какой-то прием повторен в 70-й раз, он это опознает.
В моих глазах, не смотря на то, что не все со мной согласятся, выстраивать кино на клише и штампах — это достаточно важный грех, в случае если мы исходим из того, что кино — это все же частично творчество, а не лишь индустрия.
Меня расстраивает, что создатели некоторых картин, каковые не хватает гениальны либо не хватает старательны, чтобы сообщить своим фильмом что-то новое (либо сообщить старое, но новым методом), выезжают за счет рефлексов зрителя. Рефлексов, каковые похожи на рефлексы собаки Павлова. Разговор о землетрясении для людей, каковые пережили его либо о нем, сходу приводит к давлению на слезные железы.
Допустим, эксплуатация таких тем, как холокост, уже начинает злить отдельных зрителей (через чур много этого в кино), но другие темы не так обширно изучены. Игровых фильмов о землетрясении, которое было вправду беспрецедентным, не существует. Патриотическая нота, ностальгическая нота, сентиментальная нота — все это складывается в предсказуемую реакцию зрителя.
Кадр из фильма «28 панфиловцев»
Я бы назвал это эффектом каши из топора. Солдат из очень способной русской сказки завлек прижимистую хозяйку топором, из которого наподобие как сварит кашу, а на самом деле применял продукты, каковые доверчивая, но любопытная дама бросала в котелок. Съемочные группы фильмов «Землетрясение» и «28 панфиловцев» выступают в роли вот для того чтобы топора — совсем ненужного, не смотря на то, что тяжеловесного и на вид кроме того действенного.
Они не информируют новой информации, не дают неожиданных чувств — по большому счету ленятся. Но кое-какие темы трудятся сами по себе. Особенно в случае если организовать грамотную информационную помощь и не забыть сказать публике о непатриотичных неприятелях для того чтобы кинематографа, которым нужно дать отпор.
Те, кто по окончании объявления о создании фильма о 28 панфиловцах кричал, что для того чтобы подвига не существовало (как словно бы это имеет какое-то значение для художественного фильма), как и те, кто кричал, что отрицающие данный мифологический подвиг — «конченые мрази», идеально подогрели публику, которой стало любопытно взглянуть фильм. Итог: большая часть аудитории «28 панфиловцев» и «Землетрясения» выдает запрограммированную реакцию, которая никак не связана с преимуществами либо недочётами фильма.
Кадр из фильма «28 панфиловцев»
Из-за чего это вредно?Это страшный прецедент по несложной обстоятельству. Кино — это мастерство. Мастерство должно бороться со штампами и клише, а не пропагандировать их, подменяя готовым рецептом и догмой тот поиск, в котором сущность культурной деятельности и содержится. Никакого поиска нового, само собой разумеется, в «28 панфиловцах» нет. Кто-то весьма совершенно верно сравнил данный фильм с исторической реконструкцией. Но, разрешите, картина показывается в кинотеатрах, а со зрителей берут деньги за вход.
Значит, это все-таки кино. Рассказываете, «кино-монумент»? Что ж, монументы в большинстве случаев стоят на площади — безвозмездно и для всех.
Снимите кино и безвозмездно показывайте на площади. Государство, думаю, поддержало бы.
В то время, когда люди в поле, где когда-то произошло сражение, планируют, наряжаются в мундиры либо доспехи и чувствуют себя одержимыми духами тех солдат, каковые когда-то на этом самом месте не на судьбу, а на смерть схватились приятель с втором, — это историческая реконструкция. Но представьте, что приходите вы в Громадный театр, а в том месте вместо «Князя Игоря» реконструкция битвы князя Игоря с половцами. И никто наряду с этим не может петь, не играется на инструментах —.
Всему собственный место. Из-за чего «28 панфиловцев» со собственными очень скромными художественными достижениями существуют на одном поле с настоящим кино, будь оно американское, российское, французское либо какое угодно еще, мне не весьма ясно. Его делали очевидно люди увлеченные, патриотичные, искренние.
Намерения смогут быть благими, но я не осознаю, какое отношение это имеет к кино, в котором должны быть мысль, метафора, занимательный сюжет, незабываемые персонажи, самобытный художественный язык?
Кадр из фильма «Землетрясение»
Из ничего и выйдет ничегоОтсутствие важного разбора художественных составляющих «Землетрясения» либо «28 панфиловцев» в прессе красноречивее всего говорит о качестве этих фильмов. В случае если то, из чего состоит фактически мастерство кино — операторская работа, актерская игра, сценарий, характеры, — не обсуждается, а люди начинают обходиться неспециализированными словами о подвиге народа (либо — отыщем в памяти «Землетрясение» — о страданиях другого народа), значит, сказать просто не о чем.
На месте авторов фильма я бы не радовался для того чтобы рода комплиментам. Кроме того самый кондовый патриот поймёт, что персонажи «28 панфиловцев», лица и имена которых, я думаю, мало кто запомнил, не смогут сравниться с храбрецами фильмов «Летят журавли», «Будущее человека», «Иваново детство», «Восхождение». Возможно назвать каждые хорошие советские фильмы о войне, на каковые «28 панфиловцев» как бы ориентируются.
В каждом из них мы заметим крайне мало сцен сражений. Речь заходит о психотерапевтических обстановках, в которых выясняется человек на войне. Мы не забываем актеров, их реплики, имена храбрецов.
И везде идет обращение об личных судьбах, а не об обобщенном подвиге народа.
Но, этим фильмам не нужен умный и не добрый критик, что их разгромит, продемонстрировав через собственную эрудицию их низкие художественные качества. Хвалебных рецензий, складывающихся из неспециализированных слов, и скромных кассовых сборов достаточно, дабы продемонстрировать подлинное значение этих картин. Как сказал король Лир, «из ничего и выйдет ничего».
Тимур Бекмамбетов / Фото: КиноПоиск
Индустриальный фильтрОпыт таких народных фильмов, само собой разумеется, трансформирует отечественный кинематограф, и это тревожный символ. Но не трагедия. Так как дабы показывать выдающиеся результаты, нужно быть феноменальным и коммерсантом, и живописцем. Бекмамбетов либо Бондарчук, к примеру, на это способны.
Никто не будет спорить, что это личности. У каждого собственный стиль, собственный подход, любой рискует чем-то, создавая собственную художественную вселенную. Без этого не будет и важной коммерции!
В Голливуде и во всем мире то же самое. Мы можем ненавидеть Спилберга, Майкла Бэя либо Люка Бессона за коммерциализацию мастерства, но в каждом случае речь заходит о яркой личности.
Коллективный подвиг безвестных будущих зрителей и кинематографистов, скинувшихся на фильм, не формирует индивидуальности, на которой строится индустрия. Это фильм, что может не провалиться; самое важное достижение — выйти в ноль. Но индустрия держится на проектах, каковые получают, совершают прорывы. Это разговор, уже не связанный с мастерством, качеством, идеологией.
Публика желает видеть в кино то, чего раньше не видела.
Кадр из ток-шоу «Вечерний Ургант»
Лоцман в безбрежном мире кино
Мне не думается, что критики сейчас никому не необходимы. Мой персональный опыт — само собой разумеется, он не универсален — говорит об обратном. Уверен, людям нужны кинокритики, каковые будут им внятно, доходчиво, несложными словами помогать ориентироваться в безбрежном мире кинематографа. Кино так же, как и прежде самое народное из искусств, все его наблюдают, и людям нужны лоцманы.
Я в данной роли выступаю. Быть может, многие мои сотрудники желают беседы с аудиторией на более большом интеллектуальном уровне (я и сам был бы не прочь) и расстраиваются, что аудитория данный уровень не хочет принимать. Безрадосно, но со временем и это пройдет.
Частично дело в том, что в стране в далеком прошлом и планомерно ведется работа по уничтожению свободных свободных средств массовой информации. Ясно, что, в то время, когда средство информации делается средством пропаганды, первое, что отваливается за ненадобностью, — отдел культуры и по большому счету критики — люди, каковые учат разбирать реальность. на данный момент для того чтобы рода деятельность не приветствуется.
Но потребность в ней большая. Я это вижу не лишь по аудитории «Вечернего Урганта», но по реакции людей в провинции, где я бываю частенько. Так что все беседы про невостребованность критики преждевременны, по-моему. А то, что показалась рядом с опытной кинокритикой народная — имеется видеоблогеры, имеется легко люди, которым нравится ставить оценки и писать комментарии, — это замечательно.
У всех имеется возможность высказать собственный вывод. И это совершенно верно никак не может повредить критикам. Легко отечественная профессия трансформируется, и это хорошо.
Значит, она жива.
Создатель Дарико Цулая
