Догвилль
Говорить про «Догвилль» перед выходом на экран означало не сказать о нем ничего. В том месте суть поступательный В первую очередь до конца, и целый кайф – дабы любой постиг его самостоятельно. Сейчас, в то время, когда «Догвилль» сходит с экрана, сюжет как бы больше не тайна, и возможно перекинуться словом с уже постигнувшими, тем более что наслушаться про фон Триера было нужно за данный месяц всякого-различного, прежде всего про героиню Кидман.
Кадр из фильма
То ли она засланный ангелок совершает все верно, но тогда «Догвилль» не для людей, потому, что мы не ангелы. То ли она – искусительница, дьяволица, и тогда Триер – провокатор, а в конечном итоге нацист. Самые изощренные сходу отрицают в Кидман актрису, дабы податься в любую эстетическую плоскость, лишь бы не проболтаться, «кто виноват» и «что делать» с Догвиллем. В это же время, сам Триер предотвратил, что Кидман в фильме «отнюдь не героиня.
Она обычный человек – с благими намерениями, но все-таки обычный человек». Вправду, всю дорогу она ничего не лгала: «Было у меня на свете одно близкое существо – отец, но и того отобрали гангстеры». Всем своим поведением отстояла высокие отношения.
Но вот вызывающий большие сомнения финал, и как он оказался? Кто не забывает – пока не взошла луна, Кидман еще сохраняла надежду, что в каждом возможно отыскать хорошее, и все догвилльцы хорошие, лишь не сильный. А в то время, когда холодный лунный свет продемонстрировал вещи конкретно, без неясных оттенков, внезапно с бухты-барахты решилась «всех утопить».
Практически поддалась настроению, значит, точно не ангел. Помимо этого, многочисленные убийства, к тому же чужими руками, не оправданы ничем и ни при каких обстоятельствах, это не обсуждается, и по большому счету это не ответ, как бы ни было справедливо в итоге собственноручно приставить пистолет к затылку Тома. Иначе, вычислять искусительницей-дьяволицей невольную жертву, до последнего не бунтовавшую против собственных в полной мере сознательных мучителей – чистая демагогия.
Другими словами дело принципиально не в ней, не в жертве, о чем и толкует Триер.
Кадр из фильма
Расстрел, как и все кино – не настоящий, а мысленный. Никто ни в кого не стрелял, так же как и собаки не было. Расстрел думается мыслью о неотвратимом возмездии только вследствие того что им кончается кино. В действительности кино совершенную форму для второй вещи, для различения подлости. Этим вопросом две тысячи лет занималась литературная классика, еще Иван с Алешей Карамазовы спорили из-за слезы ребенка. Кстати, ангел Алеша тогда также завопил: «Убить гада, убить гада».
Две тысячи лет софоклы и шекспиры, гете и шиллеры, толстые и достоевские достигали могучих прорывов в классификации подлости, лишь для них это было побочным эффектом. У них еще были реально сильные личности, всякие-различные антигоны да николаи ставрогины со собственными проблемами, до чистой ли подлости тут? У фон Триера все в противном случае в этом состоянии полного имморализма с нравственным релятивизмом.
Другими словами или «у каждого собственная правда», или «а мне все по фигу». Вот он и занялся этими наподобие неопровержимыми в наше время истинами, и взглянуть на просвет, и внезапно вышло все напротив. Как бы кто бы из публики ни отнесся к происходящему в «Догвилле», одно ни у кого не вызывает сомнений: подлость видно, и отлично.
Так прекрасно, что все кино возможно наблюдать как ее каталог.
К примеру:
— в случае если кто-то всю жизнь проигрывает в шашки, но играет , непременно он изобретет газовую камеру,
— в случае если кто-то бил в колокол во спасение человека, потому, что так приказали, он забьет в него, в то время, когда велят, пускай сейчас колоколом помогает голова того человека,
— в случае если кто-то первым ударил тебя для собственных детей, значит, он ненавидит собственных детей,
— в случае если кто-то держался за ручку двери, за которой тебя насиловали, но так и не вошел, позже именно он донесет на тебя убийцам,
— в случае если кто-то забрал деньги вперед, он ни при каких обстоятельствах не сдержит обещание.
Кадр из фильма
И без того потом – в течении трех часов классификация подлости добирается до самых узких нюансов, сопоставимых но по степени всеобщности с христианскими заповедями. Подлость видно, потому, что по окончании двух тысяч лет христианской культуры «Догвилль» в целом достиг наконец таблично-графической формы изображения.
На то, что фильм – как раз график, классификация, показывают не только «тёмный бархат» фона, чисто литературный, «сказительский», «обычный» закадровый текст либо деление на не меньше литературные «главы». Не только обилие звезд мирового класса, в то время, когда личная ясность Лорен Бэколл и Бена Газзары, и т.д. только подчеркивает предсказуемость – полную предсказуемость персонажей, их присутствие в «Догвилле» в качестве штрих-пунктира, а вовсе не людей.
Но по сути целый сюжет – также таблица, чистый стандарт ужасного жанра. Когда-то Медею, еще и насильно вывезенную Язоном из Колхиды, также довели до того, что она убила собственных детей (по некоторым данным, кстати, не убивала, а была оклеветана, дабы иметь предлог ее казнить). Недавний британский фильм «Катастрофа мстителя» не поместился в табличную форму только вследствие того что тот же самый сюжет доведения человека до крайности забрал из катастрофы Уэбстера, написанной в XVII столетии.
В XVII столетии кружавчиков было больше, чем в первой половине 30-ых годов двадцатого века.
Кадр из фильма
Такими же «кружавчиками» мюзикла отличалась у самого фон Триера недавняя «Танцующая в темноте». Сущность «Догвилля» рядом с ней большое количество яснее. Неприятность не в казни невинных и не в расстреле виновных, неприятность не в самой ответственности за рынок, но лишь только в признании отличия между его отсутствием и базаром. Пускай «невиноватых нет», имеется у каждого без исключения представление о невинности.
Очевидно, у многих берется оно из элементарного представления о собственной невинности, за чем направляться постоянная подмена судьбы самооправданием, причем любой ценой, а также ценой жизни вторых, да хоть всех, чего мелочиться. Но не имеет значение в итоге, как сложилось представление о разнице, принципиально важно фон Триеру – что оно общее, общечеловеческое на уровне несложного графика в кино и условного инстинкта в тебе.
Оно и разрешает после этого делать выводы, что имеется подлость, не только со своей печки, но объективно и совершенно верно в каждом конкретном случае. Как раз эту отличие «Догвилль» сделал настоящим фактом, практически музыкой – ровно так, как к фильму неравнодушна публика. На большее не претендует.
Фильм неслучайно относится к 1930 году, воплощая фактически один миг судьбы. Время в том месте чисто психотерапевтическое, другими словами в действительности оно вовсе не течет. В жизни, в которой оно всегда течёт неизвестно куда, при громадном скоплении народа подлость значительно подвижней и незаметней невооруженным глазом. По-настоящему распространенная и сейчас действующая, подлость неуловима, как блошки в кошке – все две тысячи лет также без дела не сидела.
Выразить в табличной форме такую неуловимость Триеру судьбы не хватит.
