Я попал в тюрьму одновременно с маликом
20010,0,3500,
Перед премьерой «Пророка» Жака Одиара исполнитель главной роли, дебютант Тахар Рахим и его партнер Реда Катеб рассказывают о неправильных способах подготовки к роли и о тюрьме, как сильной декорации.
Одна из самых сильных картин уходящего года «Пророк» Жака Одиара представила миру уникального персонажа – французского араба Малика, который из мальчишки превращается в тюрьме в крестного отца мафии. Вместе с Маликом обрел известность и сыгравший его дебютант Тахар Рахим. Вместе с коллегой по фильму Редой Катебом, сыгравшим цыгана-наркомана, он рассказал нам перед премьерой фильма о том, чем заменил тюремный опыт.
— Насколько этот мир вообще вам близок? Улицы, наркотики, друзья в тюрьме? В России так или иначе все с этим сталкивались…
— Тахар Рахим: Что, у всех русских есть тюремный опыт?
— Нет конечно. Но друзья в тюрьме есть почти у каждого.
— ТР: Ну так и у меня полно друзей в тюрьме.
— Можете сказать, насколько этот фильм реалистичен? Насколько это похоже на правду?
— ТР: Ну, он очень похож на правду, но это сходство лишь помогает художественной реальности фильма. На самом деле он не очень реалистичен.
— Реда Катеб: это жанровый фильм, на самом деле такая история невозможна.
— А почему она невозможна?
— ТР: Человек, который совершает такое убийство, как у нас в фильме, он не может сразу занять высокую позицию в тюрьме.
— РК: Это же не документальный фильм, это жанровое кино, тут есть некоторая художественная реальность, драматическая правда. Она необязательно должна строго соответствовать жизни. Именно поэтому мы покупаем билеты в кино.
— ТР: Кино – это когда из истории делают невозможную реальность, в которую мы должны поверить.
— Как вы готовились к этой роли?
— РK: Я слушал очень много слушаю музыки, ну и играл тоже.
— Что за музыка?
— РК: Очень много блюза.
— ТР: Мы с Жаком Одиаром очень много работали перед съемками, много импровизировали, сыграли много сцен, которые в фильм не вошли.
Я смотрел много документальных фильмов, разговаривал с бывшими зеками. Но поскольку мой персонаж, он изначально бомж, без тюремного опыта… я понял, что все эти разговоры и докуменалки были не нужны. Нужно было просто верить в то, что происходит в настоящий момент. Жак мне дал определенные черты характера персонажа, и с этого момента мы свободно работали, чтобы создать личность, которая не являлась бы чьей-то копией.
Я сконцентрировался именно на том, что он бомж. Как и я, как и все актеры в этом фильме, он никогда не был в тюрьме. Я попал в тюрьму одновременно с Маликом Эль-Джебена.
— Скажите пожалуйста, Тахар, а ваш родной язык французский? На каком языке вы разговариваете с родителями?
— ТР: На обоих. Моя мама говорит по-арабски, но я родился во Франции и сразу был двуязычным.
— А как ваши родители приняли это кино?
— ТР: В первую очередь то, что мои родители переживают в этом фильм – это реализация их сыном его мечты. Это очень важно для них. Им нравится этот фильм.
— Не стало проблемой, что там очень сложные вопросы затрагиваются? Убийства? Гомосексуализм в тюрьме?
— ТР: Их могло бы шокировать, если бы мы там на самом деле трахались в душевой. Но это же кино, все понарошку. Ну и потом, я лет с пятнадцати подготовил своих родителей к тому, что я совершаю какие-то вещи, которые выходят за рамки дозволенного. Реда, а как твои родители отнеслись к тому, что ты в фильме принимаешь наркотики?
Они тебе дозу не подогнали?
— РК: Моя мама очень рада этому фильму. Люди в наши дни привыкли к кино, они понимают разницу между персонажем и живым человеком.
— Что вы думаете о проблеме этнической преступности в этом фильме?
— РК: Что касается преступности в арабской среде, фильм об этом практически не говорит. Тюрьма здесь – просто очень сильная декорация. А на самом деле, конечно, сейчас очень много детей иммигрантов в тюрьме, причем по социальным причинам.
Тюрьма – это место где царит бедность и неблагополучие.
— ТР: Это как раз элемент похожести, который обогащает вымысел. А в реальности во французской тюрьме в тюрьме 70% арабов.
— 70%?!
— РК: Именно по социальным причинам.
— Можно ли сказать, что это первое французское кино в котором есть такой глубокий, серьезно сделанный персонаж-араб?
— ТР: Наверное, да. Я, конечно, не все кино знаю, но я не помню другого такого фильма. Самое главное, впрочем, не это. Мой герой, он ведь бомж.
Ты не задаешь себе вопрос, кто он: араб, черный, русский – неважно. Просто бродяга.
— Я правда не понимаю, что после таких ролей делать дальше. Вот позовут вас теперь в какой-нибудь фильм, спродюсированный Люком Бессоном. «Такси-18». Можно после этого в таком сниматься?
— ТР: Да все возможно, хотя мне бы не хотелось.
— А чего бы хотелось?
— Хотелось бы стать волшебником (смеется). На самом деле мне бы хотелось так же доверять проектам, в которых я работаю. В этот я просто поверил.
Чтобы можно было измениться, обогатиться. Но я понимаю, что такие проекты очень редко попадаются.
