Кристиан бэйл: «вряд ли из меня мог бы получиться режиссер»
Кристиан Бэйл в фильме Ридли Скотта «Финал: боги и Цари» играется пророка Моисея. Практически всем из нас тот представляется длинноволосым старцем с долгой бородой и в белом балахоне, перепоясанном веревкой. Тяжело таким вообразить Бэйла, кроме того зная его умение не только эмоционально перевоплощаться в создаваемый образ, но и поменять себя физически до того состояния, в котором находятся его храбрецы.
О работе над данной ролью актер поведал нам на протяжении студийной премьеры нескольких фрагментов тогда незаконченной картины.
О его жёстком и вспыльчивом нраве ходят легенды, но КиноПоиску как-то получалось застать звезду в добром а также радостном размещении духа. Он может пошутить и посмеяться над собой. Партнеры по фильмам постоянно отзывались о нем с теплотой и уважением, именуя Бэйла настоящим человеком и профессионалом потрясающей дисциплины. Перед встречей с Кристианом мы задали вопрос Джоэла Эджертона, играющего роль сводного брата и фараона Моисея, что он может сообщить о собственном коллеге.
Джоэл с наслаждением поведал нам истории со съемочной площадки, обосновывающие, что с эмоцией юмора у бывшего Бэтмена все в порядке.
— Джоэл только что говорил о вашем монти-пайтоновском эмоции юмора, которым вы изрядно его помучили.
— Тяжело было не смеяться над Джоэлом в костюме а-ля Либераче — белая юбка с золотом и вся эта мишура. А по большому счету Джоэл, само собой разумеется, храбрый актер, он замечательно справился. Я честно считаю, что у него была одна из тяжёлых ролей в картине. В случае если сказать о «Монти Пайтоне», то любопытно, что в первую очередь по окончании беседы с Ридли я пересмотрел «Жизнь Брайана».
Красивый фильм! (Смеется, качая головой.) Любое кино, поднимающее тему библейского масштаба, может неспециально скатиться в самопародию. Позже взглянул «Глобальную историю» Мэла Брукса. Мне необходимо было освободиться от их влияния на меня, поскольку Ридли планировал сделать совсем второй фильм.
Это были мои первые шаги в работе над ролью.
— А дальше?
— Я, возможно, прочёл практически все, что имеет отношение к Моисею: и Коран, где он упоминается, и Тору, и, само собой разумеется, Ветхий Завет — каждую интерпретацию истории Моисея. Я их именую таковыми оттого, что в оригинале никто из нас не просматривал эти записи. Все дошедшие до современности книги были трактованы богословами неоднократно и не два. (Радуется.) Так что в случае если что не так, то претензии к ним, а не ко мне.
— Большое количество было физических нагрузок? Вы так как попали в приличную аварию в прошедшем сезоне либо чуть раньше.
— Незадолго до начала съемок «Аферы по-американски» я попал в аварию на мотоцикле. Достаточно очень сильно ударился головой, мне кроме того делали сканирование мозга, наряду с этим я всецело раздробил запястье. У меня железная ключица с 25 шурупами, исходя из этого я сейчас не отлично руковожу левой рукой.
В фильме видно, что она мало не сильный второй. Но к тому времени, в то время, когда мы начали работу над «Финалом», я ее практически вернул. Нервные окончания возобновили работу, я уже имел возможность ею двигать практически как до аварии. Не смотря на то, что большое количество было нужно ездить верхом, но это одно из самых приятных занятий.
В случае если сказать о физической стороне работы над картиной, то мне она лишь в эйфорию. Обожаю ощущать себя в форме и неизменно рад возможности обучиться чему-то новому.
— Ридли Скотт заявил, что для него вы воплощаете собой сущность Моисея.
— Сомневаюсь, что это комплимент. Мужик был, вероятнее, редким варваром и шизофреником. Но весьма интересно смотреть за тем, как в нем происходили перемены. Я осознаю и принимаю тот факт, что он есть пророком фактически всех главных религий. Описание его жизни взяло замечательный резонанс в развитии глобальной истории. Однако Моисей — само несоответствие. Он совершил большое количество неточностей в жизни, был страстным человеком, вспыльчивым, резким, склонным к эгоистическим импульсам.
Он вырос в среде, подпитывающей все перечисленные качества.
Стиль судьбы, что Моисей знал с раннего детства, будучи вторым по окончании Всевышнего для окружающих, разрешал ему ощущать себя неуязвимым. И в то время, когда он поймёт собственный назначение, то совсем изменяется. Сейчас и начинают проявляться те несоответствия, о которых я сказал. Он знает о той несправедливости, которой подвергаются люди, и готов дойти до экстремальных состояний, дабы исправить положение вещей.
Моисей был человеком, ведущим весьма неспокойную судьбу, человеком, сомневающемся в себе, с ожесточённым темпераментом. Он был и убийцей, и тем, кто защищал народ от бессердечного фараона. Он был тем, кто казнил военнопленных, и тем, кто высвободил от рабства 400 тысяч людей.
— С таким подходом как все это возможно было вместить в двухчасовой фильм?
— Нам захотелось изучить момент становления пророка. Сложность в том, что по окончании знакомства с биографией Моисея мне не терпелось вместить в персонажа все накопленные сведения. Продемонстрировать то, каким он был, какие конкретно перемены свершались в нем, что их позвало, все подводные течения.
Моисей — самый противоречивый из храбрецов, с которыми мне приходилось сталкиваться. В большинстве случаев я стараюсь держаться в образе неизменно. Мне весьма интересно чувствовать то, что происходит с храбрецом за пределами площадки. Однако здесь, чуть различив главные черты характера Моисея, поняв, до какого именно экстрима он может меня довести, я сделал вывод, что это будет через чур. Моисей был человеком нетерпимым к тем, кто его окружал.
Он разрешал себе вещи, каковые вряд ли бы оценили трудящиеся со мной люди. (Смеется.) Так что тут я решил поменять привычкам и просто играть роль, а не жить в храбрец. Я включал и выключал Моисея, в противном случае это был бы важный эмоциональный перебор. Оставаться в образе Патрика Бейтмана — одно дело, а в качестве Моисея — совсем второе. Куда Патрику до Моисея! (Смеется.)
— Значит, подход был второй, и это диктовалось тем, что для вас Моисей был совсем не таким, каким его воображает большая часть?
— Раньше тот же сюжет публика видела разве что в «Десяти заповедях». Возможно, возможно сравнить упомянутый фильм с нашим, нужно его пересмотреть. Мой подход к любой роли содержится в том, что я не ограничиваю себя лишь присутствием в кадре.
Исторические фильмы смогут сработать лишь в том случае, если они создают чувство реально существующего мира, исходя из этого и художественный дизайн картины, и любая подробность в кадре либо за кадром должны быть аутентичны. Мы живем в этих декорациях, одушевляем их, мы задолжали им верить. Зритель в наши дни далеко не новичок в кино.
Он замечательно отличает фальшивку от действительности, исходя из этого перехитрить его тяжело, но мы и не задавались таковой целью. Я постоянно стараюсь внести больше жизни в собственную работу, чем от меня требуется. Но в итоге оставляю все эти упрочнения в руках режиссера, которому обязан доверять.
Мы с ним должны трудиться в унисон и осознавать отечественные задачи. Исходя из этого я не могу сообщить совершенно верно, будет ли в фильме что-то такое, чего зритель не видел прежде, но я могу заявить, что положил в него больше упрочнений, чем в то время, когда бы то ни было в моей карьере. Я уверен, что зритель заметит в «Финале» более человеческий подход к миру и герою, чем в любом втором фильме до него.
— Всем хорошо как мы знаем, что вы используете собственный тело как инструмент для работы над ролью. Была ли необходимость воспользоваться этим снова?
— Нет, в этом не было особенной необходимости. В то время, когда мы с Ридли Скоттом вели беседы о Моисее, я снимался в фильме «Афера по-американски», где избавился от прически и нарастил брюхо. (Смеется.) Общались лишь по телефону. По окончании съемок я приехал к нему, и он был ошарашен моим видом. «Боже мой! — таковой оказалась первая реакция на меня. — Что я наделал?
Я его уже утвердил на роль, не видя, во что он себя перевоплотил!» Он этого не сообщил, но все отобразилось на лице. (Говорит это через хохот.) У Моисея волосы долгие, а данный бритый. Моисей — солдат, а данный — толстяк! Я сообщил тогда Ридли: «Выслушай меня! Моисей — фигура только ответственная не только для религии, но и для истории мира. Каким мы его знаем — не имеет значение. Был ли он настоящим человеком, мифическим ли храбрецом.
Мы планируем рассказать историю, которая символически резонирует с тысячелетиями истории всего человечества, и что, мы будем зацикливаться на том, какие конкретно волосы у кого были в тот момент? Полагаю, что ты дашь мне возможность сыграть Моисея кроме того обритым! Единственная обстоятельство, по которой все видят его длинноволосым и бородатым, — это Чарлтон Хестон в „Десяти заповедях“.
Хестон, спору нет, красив, но я не он!» Это не должно быть так уж принципиально важно, как он смотрелся, за исключением, само собой разумеется, его физической силы. Он был генералом, солдатом, а в те времена такие люди всегда были на передовой. Не то что в наши дни, за спиной армии. (Смеется.)
— Значит, было нужно садиться на диету?
— Совсем нет. Моисей не был храбрецом, как Геракл. Я не планировал делать из него храбреца боевиков, играющего мышцами. Его страсть и жестокость идут от сердца, а не от физической силы.
Похудел я самым естественным образом, не спеша, в собственную простую норму.
— Чему данный фильм может научить зрителя?
— Я желаю обратить особенное внимание на то, что я трудился с трактованными источниками, и те, со своей стороны, были трактованы из источника, так и отечественный фильм — это всего лишь интерпретация отечественных знаний. Я надеюсь, что зрители это знают. При таком подходе все делается на собственные места, а претензии уменьшаются. (Радуется.) Я был бы лишь радостен сделать фильм, всецело посвященный лишь Моисею.
В нем возможно было бы поведать такие вещи, каковые повергли бы в шок многих, кроме того самых верующих людей. Люди так как как просматривают иногда? Тут самую малость, в том месте самую малость. Лишь богословы просматривают все от корки до корки, а также не все из них знают нюансы судьбы Моисея, проскальзывающие тут и в том месте. У большинства бы глаза открылись на противоречивость храбреца.
Я надеюсь, что отечественный фильм хотя бы приведёт к интересу к Моисею. Все-таки существовала какая-то весомая обстоятельство, по которой его рассказы и имя о идеальных им поступках сохранились в истории.
— Не так долго осталось ждать выходят два Малика и новых фильма, и вы участвуете в них обоих. В случае если сравнивать их с «Финалом», то что в них для вас возможно неспециализированного?
— Хм, полностью другой опыт, другие впечатления. Я сделал три фильма с Терренсом Маликом, в последнем трудился всего три либо четыре дня. Актеру неизменно занимателен впечатления и новый опыт от храбреца.
Это меня поддерживает и наполняет профессионально.
— Вас не тревожит, что в итоге ваши сцены смогут быть вырезаны из картины?
— В каждом фильме у тебя имеется власть лишь над собственной работой, ее процессом. Режиссер — полный хозяин в монтажной помещении, у него имеется полное право покинуть тебя в его картине либо убрать. Исходя из этого ты не можешь расценивать окончательный продукт, другими словами фильм, как приз за собственную работу.
— Как же быть тогда с честолюбием либо эгоизмом, неужто их так в сторону?
— Окей, давайте взглянуть на это вот с какой стороны. Ты трудишься в таковой картине, как «Финал», где большая съемочная площадка тянется километр либо больше. И ты тот идиот, что взял ключевую роль. Ты обязан войти на площадку, будучи наполненным грузом многомесячного чтения самых различных источников, зная, сколько усилий и труда ушло на постройку декораций, осознавая, что много сотрудников в съемочной группе ожидают твоего появления и готовы к работе.
Они уверены, что ты также готов включиться в сцену и сыграть ее с большой достоверностью, в противном случае для чего все заваривалось? И я от осознания этого, думаю: «Господи, знают ли они все, что я дурак? Да я ни при каких обстоятельствах и ни за что не оправдаю их надежд».
Но ты прекращаешь эту истерику, преодолеваешь сомнения и страхи, идешь и делаешь собственную работу, по причине того, что все эти люди зависят от профессионализма и твоего настроя.
Тебе нельзя потворствовать собственному эго, в противном случае это сделает тебя одним из тех тошнотворных и нетерпимых людей, каких полно в отечественном бизнесе. Ты обязан мочь соединять уверенность с чувствительностью, а позже пойти и создать совсем другой образ, перевоплотиться. Вот в чем отличие между актером и полной шарма кинозвездой, которую все обожают.
Какое счастье, что время кинозвезд миновало, в другом случае мне не удалось бы сделать карьеру. (Смеется.) Тебе не требуется быть кинозвездой, дабы оставаться приличным актером и трудиться на совесть. Не обращая внимания на напряжение, ты берешь себя в руки, идешь на площадку, поднимаешься на ожидаемый уровень и становишься тем человеком, о котором говоришь — вот в чем сущность. эгоизм и Честолюбие сами собой отходят на второй план, в то время, когда ты занят делом.
— Вы когда-нибудь думали о том, дабы взяться за режиссуру?
— Мне постоянно нравилось сказать с режиссерами о фильмах, грядущих проектах, храбрецах. Я обожаю обсуждать сценарии, искать пути их воплощения, давать идеи, замечания и помогать в их доработке. Но я обязан согласиться, что, по всей видимости, не обожаю кино так, дабы у меня появилось желание стать режиссером.
Нет, я обожаю кино, но для меня музыка, литература и искусство предпочтительнее. Я выберу что-то из них, перед тем как отправлюсь наблюдать какой-то фильм. Мне нравится следить за людьми, изучать их поведение.
Все это скорее говорит о моей любви к актерской профессии, нежели о предпосылках к режиссуре. Режиссер обязан обожать в кино все составляющие. Я же обожаю лишь играться.
Нет, не пологаю, что из меня имел возможность бы оказаться режиссер. Я актер и неизменно им буду.
Создатель Наталья Хиггинсон
