Одинокий голос человека
Честно говоря, отечественный зритель не приучен к такому кинематографу, что творит Александр Сокуров. Дабы не обижать отечественного зрителя, добавлю, что и во всем мире предпочтение отдается картинам с ясным сюжетом, активным действием, четким ритмом. И удел всякого, кто решается на опыты с киноязыком,— успех только в киноклубах, у ценителей и знатоков.
Не следует скрывать, что дипломный фильм Александра Сокурова «Одинокий голос человека», вышедший на экраны спустя девять лет по окончании создания, ожидает вероятнее как раз такая будущее. Не сообщу — неприятная. Особенная, в чем-то кроме того почетная.
Большую смелость нужно иметь — и, может, тому обстоятельством была юность режиссера, — дабы посягнуть на киновоплощение прозы Андрея Платонова, которая выделяется кроме того на фоне наглых опытов двадцатых годов — собственной языковой вычурностью и космогонической философичностью, необычным особой чувственностью и видением человека — однако она очевидно направляться традициям хорошей русской литературы, в первую очередь, традициям Лескова.
Сложный, многоэтажно-метафорический последовательность «Одинокого голоса человека» подчас непросто осознать, тем более сходу оценить. Но позволяйте «плясать» не от «заковыристой» режиссуры — она все же лишь следствие, продолжение литературного источника,— а от самой прозы Андрея Платонова. Возможно ли представить принцип ее кинематографического переложения в тщательной, поэпизодной раскадровке?
Возможно ли выстроить фильм по Платонову на постоянных диалогах, которыми перенасыщено большая часть отечественных картин, «по мотивам» и без оных? Возможно, нет: от Платонова при таких условиях ничего бы не осталось.
Фильм «Одинокий голос человека» Александра Сокурова можно считать фантазией на темы Платонова. И, возможно, это самый верный движение для платоновской постановки в кино: так как сродство душ определяется не только буквальной точностью. Режиссер создал этюд, пластически приближающийся к прозе писателя.
И перед тем как утверждать, что он не удался, нужно в обязательном порядке учесть открытую, фактически декларативную субъективность автора фильма, подчеркивающего всем строем собственной картины личное отношение к писателю, личное переживание по прочтении его прозы. Чувство связи между писателем и режиссёром — это и имеется самое занимательное в фильме.
Зритель заворожено пробует предугадать слова через изображение, приравнивая это изображение к платоновским фразам… И думает о том, как возможно богатым и ясным язык экранизации, не обращая внимания на явную ее незавершенность и некую ученическую этюдность. Но так как этюд в живописи владеет чуть ли не теми же полномочиями, что и само законченное красивое произведение.
Разве стоит распространить это правило и на кинематограф?
