Сладкий ноябрь, сладкий ноябрь
В то время, когда наблюдаешь «Сладкий ноябрь» /Sweet November/, все два часа утешает одно: весьма нехорошие фильмы могут снимать не только у нас, но и в Голливуде. Чем дальше наблюдаешь, тем больше утешаешься. Действительно, не потом как весной та же идея появлялась на «Осени в Нью-Йорке» /Autumn in New York/, для которой «Сладкий ноябрь» — дубль два. Но та хоть ни на что не претендовала, успев от вечной схемы не отклониться ни на каплю, а тут нам воображают как бы окультуренный вариант — римейк одноименной схемы, снятой еще во второй половине 60-ых годов XX века.
Потому утешение ощутимо: как на всех весьма нехороших фильмах, возможно вычислить, что за порча с 1968 года обнаружилаГолливуд.
Он и она
Снова «он» и «она» необычно встретились и необычно разойдутся. «Она» (Шарлиз Терон) – любви и пример свободы, «он» (Киану Ривз) – бездушный самолюбец. Всю дорогу противоположности будут сходиться, и все будут ожидать, что они поженятся, но в финале, по законам мелодрамы (не комедии), «она» обязана погибнуть, по причине того, что уже доказала «ему» любви и преимущества свободы над бездушным эгоизмом, и делать «ей» на свете больше нечего.
В то время, когда схема была забрана в оборот тридцать лет назад, у нее была земля – социальная, психотерапевтическая, эстетическая. В Америке шла сексуальная революция, по окончании Кеннеди и Вьетнама перемещение хиппи еще искало место под солнцем, Голливуд переживал кризис. И тогда в скромном фильме Роберта Миллера игрались два скромных актера, Сэнди Дэннис и Энтони Ньюли, и непафосно приспособили все это для широких народа.
Она сходу в трех рваных кофтах и без работы
«Она» сходу в трех шарфе и рваных кофтах, без работы, но с заботой о братьях отечественных меньших, порвавшая с семьей и поселившаяся в трущобах, была явной хиппи, как это и бывало. «Он» с карьерой и классной тачкой и деньгами, и дежурной любовницей, но морально неудовлетворенный и готовый на подвиги, также был из всегда живых конформистов, попавших в эру изменений. Схема трудилась на узнаваемость, и работа, в общем, спорилась.
Мысль о том, что «она» ежемесячно брала себе новых любовников на перевоспитание в любви и духе свободы, так что для краткости именовала их Январем, Февралем, Октябрем, Ноябрем — это в полной мере уникальная мысль. Как вырулить, дабы «он» дал согласие стать Ноябрем – достаточно умная задачка.
Вот она какая
Фильм был мелодрамой В первую очередь до конца, и возможно себе представить, что зрительницы рыдали, вместе с «ним» выясняя, что за всем этим крылась «ее» смертельная заболевание. Возможно представить, что тем ветхим фильмом домашние сокровища были соблюдены, а перемещение хиппи окучено. Но вот прошло тридцать с лишним лет.
Вместо скромных актеров берутся Киану Ривз и Шарлиз Терон. Отдельный эффект, капиталоемкий. Но за «ее» хипповыми манерами стоит сейчас чистая экстравагантность, а за «его» скорбным бесчувствием – чистый автоматизм.
Исходя из этого из обстановки знакомства выжимается максимум несообразностей. У «нее» в руках десять пакетов, из них неизменно все падает. «Он» неимеетвозможности сдать экзамен по вождению. Также отдельный эффект – полчаса откровенной комедии.
Кеану Ривз
Дальше между ними должно что-то происходить, а место под солнцем хиппи в далеком прошлом нашли, и никакой эры изменений, в то время, когда «Сладкий ноябрь» снимался, в Америке не ночевало. Из ситуации освобождения сейчас выжимается максимум политкорректности: сиротки и тут, и старики, и трансвеститы, и животные, над которыми ставятся безжалостные опыты. Еще отдельный эффект, пахнущий целым часом социальной драмы.
Наконец, нужно умирать, и сейчас в связи с панамериканским культом юности неприятность лишь одна – как погибнуть прекрасной. Из ситуации умирания выжимаются актуальные натуралистические подробности. «Она» уже год не лечит рак лимфы и весьма не хорошо выглядит, «он» детально спит с умирающей. Это самый отдельный эффект, потому, что «она» до конца все бегает и прыгает, а «он» по окончании ее смерти обязан «жить, как неизменно – легкомысленно и счастливо».
Но сейчас ко мне падает целый запас мелодрамы, целый пафос, что в оригинале был распределен на полный хронометраж.
Шарлиз Терон
В следствии порча высвечивается, как рентгеном. Она вовсе не в ужасной липе, медицинской и психотерапевтической, от которой законно и непрерывно с души, что именуется, воротит. Липа – всего лишь непрофессионализм постановщицы Пэт О’Коннор, липа – всего лишь нехорошее кино. Сама порча значительно глубже и показательней этого «Сладкого ноября». Кассовые эффекты выжимаются наобум, без разбора, потому, что в Голливуде, совершенно верно равно как и у нас, нет больше никаких сокровищ, не считая кассовых эффектов.
Нет в конечном итоге ни домашних, ни социальных, ни культурных, ни кроме того корпоративных сокровищ. Нет земли для воплощения вечных схем, как романтических, так и циничных, и работа сознательно заменена стопроцентной халтурой. Их совокупность прекратила трудиться, в то время, когда «сладкие ноябри» стали сниматься и продаваться, и демонстрироваться везде, будто бы ничего не случилось.
Это произошло задолго до взрывов 11 сентября. Такое возможно подметить лишь на самом нехорошем кино.
