Старухи
«старая женщина» поведали Садовому кольцу о России.
Собственный 69-й сезон Центральный Дом кино открыл двумя революциями. Первую провозгласил актер Всеволод Шиловский. Он сказал о собственном назначении художественным руководителем и о возвращении прошлого курса: Дом кино должен быть не притоном звезд эстрады и не новорусской тусовкой, а клубом кинематографистов.
Вторую и основную революцию символизировал фильм Геннадия Сидорова «старая женщина». В случае если свежесть и ненормативность венецианского триумфатора – фильма «Возвращение» – были проявлением личной смелости режиссера Андрея Звягинцева, то вкупе со «старая женщина» эта картина уже образует тенденцию. Ее возможно обозначить как русский нео-неореализм, и она плодотворнее кокетливых датских «догм».
Она уже способна открыть отечественному кино выход из тупика, причем на чисто национальных базах.
Кадр из фильма
Оба фильма сделаны дебютантами, пришедшими из смежных областей. Это указывает, что «официальная» русская киношкола больна, попала в руки не самых проницательных людей и штампует провинциальные представления о профессиях.
Просмотр «старая женщина» приводит к сложной смеси восторга и печали. Не смотря на то, что сперва нужно приспособиться к неспешному ритму, какой лишь и вероятен в разреженных пространствах России. «Ехал на ярмарку ухарь-торговец», – трубно поет Николаша, местный Квазимодо, единственное существо мужского пола, которое осталось в забытой деревне. И имеется на дюжина уничтоженных изб пятеро старая женщина, шестую схоронили.
Сами вырыли могилку, сами опустили гроб, мужиков нет. Мужики вон в танках ездят окрест, сражаются с невидимым неприятелем, что окружил Россию, довел до полной нищеты и желает ей погибели.
Мужиков с их танками возможно использовать с пользой – к примеру, разнести боеприпасом ветхую избу на дрова.
Время от времени из внешнего мира являются различные люди. Оперный певец, пьяненький, зычный, муниципальный судьбой загубленный. Беглый солдатик спасается от неуставных взаимоотношений.
Таджики кочуют в отыскивании пристанища. Появляются мини-новеллы, во многом импровизированные. К каждой приникаешь как к источнику правды о собственной стране – тут совсем нет художественного лукавства, гротеска, символики, пафоса. Как будто бы нас привезли в эту деревню и кинули без комментариев. Таджики говорят по-таджикски, но мы их понимаем без слов.
старая женщина также лопочут на местном говоре, и произношение у них не дикторское, и зубов уже нет, но и тут переводчик не нужен, а что-то слышится родное.
Чернее царства не бывает, а чернухи нет: фильм освещен любовью и терпеливым юмором к этому неказистому миру. Освещен и тем, что в других государствах названо казенным словом политкорректность, а в действительности есть несложной, но забытой нами человечностью. Николаша болен синдромом дауна.
В данной роли Сергей Макаров, приглашенный из театра, где играются калеки. Он также поражен синдромом и играется себя в предлагаемых событиях. Для него премьера была наиболее значимым моментом судьбы, он единственный вышел на сцену Дома кино в бабочке и смокинге – ему разрешили ощутить себя нужным и любимым человеком, а это в Российской Федерации редко могут кроме того по отношению к здоровым.
В случае если произведение искусства хоть одного вернет к судьбе – оно уже создавалось не напрасно. Но фильм еще и разрушает злейший из предрассудков – неприязнь к непохожим. «старая женщина» нужно принимать как лекарство для души.
Возвратимся к Российской Федерации. Это ее образ появляется в фильме. Образ страны за пределами Садового кольца с его актуальными заботами о правах олигархов, конкурсах кутюрье и думских выборах.
Эта Российская Федерация, которая умела кормить себя и других, а сейчас уничтожена и доживает. В ней остались лишь ужас перед малоизвестным и россказни о сгубивших страну недругах.
Само собой разумеется, забрана деревня из разряда «бесперспективных». Не смотря на то, что кругом красота, и почвы плодородны. Но работников нет – все убежали за духом прекрасной жизни, которым несет из «коробки». «коробки», но, также нет, по причине того, что нет электричества.
Время от времени эта Российская Федерация вскипает слепой гневом, и тогда армия похожа на сборище преступников, а пьяный мужик может до крови избить собственную бабу, лишь о том и сожалея, что не убил. Время от времени мальчик-даун примет за чистую воду матерные бредни о людях с песьими головами и сожжёт таджикский табор, чтобы не жили тут у нас «линии нерусские». И все это, привычное, отзывается в сердце болью.
Так глубоко мы вошли в происходящее на экране, как будто бы возвратились к истокам: «это твоя отчизна, сынок».
Что принципиально важно для авторов: эта Российская Федерация уже ничего не формирует. Или доживает век, или кого-то ловит, или подготавливается к какой-то войне. А избы рушатся, свет совершить некому, скот в далеком прошлом забили.
Жизненная энергия воплощена в пришлых. Явились бесприютные таджики – худой скарб на закорках. Стали жить в кинутых развалинах – наблюдаешь, уж и стенки украшены, и плов варится, и люлька качается, и быт какой-то налажен. Как трава через камень.
Завидев старая женщина, сообщат «салям алейкум», а те ответить не додумаются. Лишь опасаются, как бы чего из этого нашествия не вышло. В пришлых имеется то, чего уже нет в местных: традиция, база судьбы. Их чужая молитва воспринимается как незыблемый уклад, которому ничто преходящее повредить не в силах.
В случае если мат для старая женщина – быт, то для чужих – грех. В них сохранились доброта и сплочённость, и они выглядят человечнее собственного русского окружения, вот в чем обидная правда.
Не смотря на то, что у нас осталась корневая любовь к поэзии. тут и Пушкин отечественное все, и собственную поэму одна из старая женщина начнет словами «Преданья старины глубокой». Поэма настоящая, старая женщина просматривает гениально, зал млеет.
Если бы поэтический дар употребить к делу, а пушкинский слог к быту, в далеком прошлом бы у нас были и стиль судьбы, и кот ученый, и златая цепь на дубе том.
Фильм заканчивается практически как «Кубанские казаки» – торжественным застольем. Жизнь длится, в случае если имеется руки и мозги. Нужно отделиться от забывшего людей страны, самим выстроить себе электростанцию, засветить лампочки, посеять хлеб, завести скот. Трудиться нужно, и все отправится ладом.
Жалко лишь, что новая энергия, уклад и цивилизация судьбы приходят к нам то с Востока, то с Запада, готовенькие. И хоть мы строим на их пути патриотические рогатки, они побеждаютнад тленом, поразившим Россию хуже чумы. Вот о чем заставляет думать несложная история фильма «старая женщина».
Как это сделано – тайна автора, его ноу-хау. Из опытных актеров тут лишь Валентина Березуцкая, играющаяся одну из старая женщина неотличимо от настоящих. Картина сродни документалистике Роберта Флаэрти, что еще в 20-е годы увлек мир новой мерой правды. Но сейчас это художественное кино. Не «игровое» – правильное словечко по отношению к «Бумерам» а также к «Русским ковчегам» – в частности художественное.
Согласитесь, что для отечественного кинематографа это революция: в нем опять появляются живописцы.
Когда-то Станиславский разрешил войти на сцену натуральную старая женщина из глубинки. Она лишь прошла из кулисы в кулису, и спектакль распался – вся придуманность актерских стараний стала видна. Сидоров разрешил войти пятерых старая женщина в отечественные потемкинские деревни – и все иллюзии внезапно были небольшими и глупыми.
