Территория спойлеров: еще одна рецензия на фильм чужой: завет
на данный момент, в то время, когда Чужой: Завет уже вычисляй 14 дней как в прокате, и все, кто по-настоящему этого желал, в далеком прошлом уже новый фильм Ридли Скотта взглянули, у нас появляется долгожданная возможность поболтать об данной картине, не стесняясь в выражениях и без опаски раскрыть серьёзные подробности сюжета. Поболтать о фильме-наследнике и продолжателе того культурного феномена, каковым есть Чужой.
Задуматься о связях с прошлыми частями франчайза и с Прометеем, о символике и смыслах, каковые — вы удивитесь, возможно, но это так — прячутся за самой историей. Все это необходимо было бы покинуть за рамками любой рецензии, пробующей избежать спойлеров. на данный момент необходимости в том нет, соответственно возможно сказать открыто и прямо.
Девять из десяти рецензий, размещённых на данный фильм где угодно, сводятся, грубо говоря, к дискурсу на тему Что это — приквел Чужого либо сиквел Прометея, к сравнению с Прометеем, например, и к поискам ответа на вопрос, лучше либо хуже предшественника был новый фильм. Нам этого также не избежать, но все же постараемся копнуть чуть глубже.
Прометей изначально вспоминал как предыстория уникального Чужого, но после этого замыслы пара поменялись. Студия и Ридли Скотт решили максимально увеличить проект, сохранив сообщение с сагой о ксеноморфах, но сосредоточившись уже не только на них.
Идеи, заложенные в Прометее, были сродни тем, что Скотт когда-то развивал в другом собственном культовом фантастическом фильме, Бегущий по лезвию, но, увы, у прокатной версии картины был такой бессмысленный и безжалостный монтаж, что эти самые идеи остались практически за кадром. Из прокатной версии Прометея, к примеру, был вырезан броский монолог Питера Уэйланда (Гай Пирс) перед тем, как Инженер убивал его и отрывал голову андроиду-синтету Дэвиду (Майкл Фассбендер).
Меж тем, монолог данный, продолжая и отражая суть другого монолога, из вирусного промо Прометея, светло показывал , из-за чего Уэйланда постигла столь печальная участь. И давал ответ (либо по крайней мере весьма жирную подсказку, дабы отыскать ответ) на вопрос, из-за чего Инженеры планировали уничтожить собственных детей — человечество.
В угоду динамике был принесен в жертву сам суть фильма, а в угоду политкорректности компания и Скотт не решились вырезать (в случае если уж необходимо было удалять что-то лишнее!) из Прометея эпизоды с участием двух друзей-летчиков, один из которых был азиатом, а оба они совместно были полностью не нужными для идей и сюжета картины фигурами.
В этом смысле Чужой: Завет смотрится куда как выигрышнее и частично расставляет точки над i, закрывая задним числом вопросы, оставшиеся по окончании Прометея. Да, синтет Дэвид поймёт себя существом более идеальным, чем его создатели. Да, его (как и самого Ридли Скотта, похоже) тревожат вопросы уподобления творения — творцу, возвышения, создания.
То, о чем в Прометее остались лишь маленькие таинственные реплики, в Завете говорится прямо уже чуть ли не в прологе картины. И нам делается понятна неспециализированная концепция. И Прометей, и Чужой: Завет на деле, а не на словах являются приквелами Чужого и повествуют они о сотворении самого совершенного хищника во Вселенной.
Оцените план, он подобен матрешке, где одно скрыто в другом, а дружно прячется в третьем: ксеноморф был создан, как узнается, андроидом… которого, со своей стороны, создали люди… которых создали Инженеры… каковые желали стереть с лица земли людей, но сами были стёрты с лица земли андроидом.
Один из оставшихся без ответа вопросов: Для чего Дэвид выращивал пшеницу?
Два мотива, два подтекста явственно присутствуют в сюжете Чужого: Завет. И оба этих мотива начинаются еще в Прометее. И не нужно спорить, что ничего аналогичного в том месте нет, такие совпадения случайными не бывают.
Однако пока не ясно, есть ли все это только частью еще большего неспециализированного замысла (Скотт так как хочет снять еще пара фильмов) либо легко необычным интеллектуальным развлечением режиссера.
Первый мотив — религиозный — на виду. Уже в Прометее обращение заходила об амбициях людей, грезящих стать вровень с всевышними (линия Питера Уэйланда), о утрате и вере ее (линия врача Элизабет Шоу). Завет уже самим заглавием прямо отсылает зрителя к Библии.
Корабль с замороженными эмбрионами и находящимися в гиперсне колонистами, летящий на возможно пригодную для терраформированию и жизни планету — это собственного рода ковчег, ведомый через космический океан Ноем будущего и его командой. Их миссия — не спасение человечества, но его распространение во Вселенной.
Фильм начинается с того, что синтет Уолтер (версия Дэвида, из которой удалили баги наподобие избыточной самостоятельности) должен разбудить экипаж, по причине того, что случается непредвиденная авария. В следствии данной аварии гибнет — практически сгорает заживо — действующий капитан судна (камео Джеймса Франко думается, введено в фильм с той же целью, что и камео Патрика Уилсона в Прометее — легко, дабы позабавить публику привычным лицом). А на смену ему приходит, что характерно, истово верующий, но наряду с этим не через чур уверенный в самом себе человек.
В действительности тут же возможно проследить, подметить и второй смысловой подтекст. Что кроме этого имел начало еще в Прометее, но в Чужом: Завет усилен. Линия эта идет фактически параллельно теме веры и религии, и это тема семьи.
Один из самых крутых хоррор-эпизодов в фильме.
Сотворение судьбы это так как не только акт божественного начала, но еще и акт оплодотворения, беременности, родов и, наконец, воспитания. Уже в Прометее возможно было уловить последствия данной темы — в воспоминаниях и снах Элизабет Шоу о ее отце, в ее отношениях с мужем (от которого она беременела морфом и не без помощи Дэвида), в линии Питера Уэйланда и его отношениях с Дэвидом (что был ему как сын) и родной дочерью. Наконец, в тех самых обрывочных репликах-ремарках, исходящих из уст среди них и самого Дэвида… не забывайте, эти его все дети грезят о смерти собственных своих родителей и другие занимательные афоризмы?
Чужой: Завет неизменно, в течении всего фильма, пускай не навязчиво, но педалирует тему семьи, причем, в большинстве случаев, речь заходит о некоей неправильной, порванной, ужасной семье. Основная героиня (Кэтрин Уотерстон) теряет мужа. Практически сразу после высадки на планете, которую, как направляться из вырезанного из Прометея эпизода, направляться именовать Эдемом (как раз Эдем был начальным рабочим заглавием Завета), погибает супруга нового капитана. Потом гибнет супруга пилота (Дэнни МакБрайд).
В один момент видятся два близнеца, синтеты Дэвид и Уолтер, каковые сходу начинают именовать друг друга брат. Один из них в итоге будет должен убить другого, как будто бы Каин Авеля — еще один пример темы темы семьи и параллелизма религии в фильме.
В фильме имеется кроме того парочка геев, достаточно жёстких и немолодых уже мужиков, которых связывают, однако, в полной мере себе домашние отношения. И, конечно же, один из них кроме этого гибнет. Но и на этом тема семьи не ограничивается, нет. Она медлено перетекает из плоскости взаимоотношений супруг/супруга к привычному уже родитель/чадо (она же — творец/творение). Для Дэвида Элизабет Шоу — объект практически амурного эмоции.
И, наверное, не только она, а и человечество, люди по большому счету, без оглядки на все его презрительное к ним отношение. А все потому, что именно в людях Дэвид видит маму собственных собственных детей. Да, неоморфы и ксеноморфы для него — дети.
Он их вывел, создал, но не имел возможности дать им жизнь, поскольку не имел под рукой людской материала. Благодаря всем этим нюансам сцена с Дэвидом, любующимся на новорожденного Чужого, обретает полный суть.
Однако любовь Дэвида вовсе не гарантирует никому пощады.
Прочь саспенс! Ксеноморф прет как танк.
У Дэвида, что, конечно же, в Завете играется центральную роль, связующую всех, холодный расчетливый ум, всецело подчиняющий себе его же излишние для синтета эмоции. Дэвид плачет, вспоминая Элизабет, но, как мы догадываемся, он был с ней более чем твёрд. Дэвид гневается, в то время, когда капитан убивает неоморфа, но сам готовит погибель собственному любимому детищу — ксеноморфу, потому, что в первых рядах маячат цели более масштабные, нежели выведение единственного экземпляра Чужого.
Его, Дэвида, понятия о семье, о сотворении судьбы, об отношении к его собственным создателям, и к его творениям, и к тем, кто, со своей стороны, создал людей (к Инженерам, то бишь) очень далеки от того, что мы с вами думаем, в то время, когда говорим о продолжении рода либо всевышнем. У него другая логика — в этот самый момент именно мы приближаемся к той узкой грани, которая отделяет тему андроидов-синтетов из саги о Чужом и репликантов из Бегущего по лезвию.
В Бегущем вожак репликантов (Рутгер Хауэр в одной из лучших собственных ролей), в случае если не забывайте, убивал Тайрелла, собственного создателя, в то время, когда тот растолковывал ему, как родному, что никак неимеетвозможности продолжить жизнь репликантам. Рой Батти (так кликали храбреца Хауэра) выдавливал собственному отцу глаза, сообщив перед этим: Надеюсь, всевышний биомеханики разрешит войти тебя в собственный эдем. Это был акт возмездия, но не торжества, а трагедии — и исходя из этого Рой плакал, убивая Тайрелла.
А в финале Бегущего он оставлял жизнь охотнику за репликантами (Харрисон Форд), произнося собственный известный монолог про слезы под дождем.
Репликант Батти и синтет Дэвид — оба умные и ожесточённые, оба сильные и коварные, но первый, думается, был более человечен, чем второй. Из-за чего так?.. Быть может, ответ кроется в том несложном факте, что Рой, в отличие от Дэвида, был смертен.
И Рой собственную смертность чувствовал не меньше остро, чем Дэвид — собственный бессмертие.
Вправду ли Ридли Скотт собирается связать Чужого и Бегущего? Ответ на данный вопрос мы, быть может, определим уже в осеннюю пору, в то время, когда на экраны выйдет Бегущий по лезвию 2049 Дени Вильнева. Отсылки, связующие Прометей и этот фильм, уже отысканы, а поле для воплощения некоего большого плана, как видим, у Скотта имеется.
Ну а до тех пор пока… До тех пор пока возможно принимать Чужой: Завет легко как годную фантастику кошмаров. Жаль лишь, саспенс уникального Чужого (да кроме того и двух его продолжений) не перекочевал в приквел, уступив место кровавыми сценам и насыщенному, но не всегда осмысленному действию
