Владимир меньшов — интервью юбиляра
20010,0,3500,
Владимир Меньшов отмечает в этом году сразу два юбилея – собственное 70-летие и 25-летие самого знаменитого своего фильма «Москва слезам не верит». Он прожил трудную жизнь: с одной стороны, было признание и зрительская любовь, с другой – пренебрежение критиков и недоумение коллег по цеху.
Достаточно вспомнить такой факт: в Америке его фильм «Москва слезам не верит» удостоилась самой главной кинопремии — «Оскара», а жюри российских фестивалей картины Меньшова призами никогда не баловало. Причина проста: Меньшов всегда работал для зрителей, а не для правительства, критиков и «галочек», и в те годы, когда советской машине были нужны фильмы о счастье страны, он делал правдивое кино о счастье обыкновенного человека.
Феллини мне конкурент
— Владмимир Валентинович, этот год — юбилейный для фильма «Москва слезам не верит», который до сих пор остается вашей «визитной карточкой». Его по-прежнему любят, его по-прежнему смотрят, им по-прежнему восхищаются. Что особенного в этом фильме, отчего у него такая долгая и счастливая судьба? — Этот вопрос, наверное, не ко мне.
Видимо, просто угадал потребности общества на тот момент. Что-то там задето вечное, что преодолевает всю мелодраматичность ситуации, какие-то штампы, нередко встречающиеся в искусстве кино. Думаю, причина еще и в изрядной доле юмора, с которым снят фильм. А может быть — просто звезды сошлись.
Я был молод, в хорошей форме, актеры работали замечательно. — Наверное, этот фильм еще и потому так близок зрителю, что вы вложили в него и частицу своей биографии.
— Это все весьма относительно. Есть режиссеры, которые не были на войне, а сняли великолепные фильмы о войне… — Во всяком случае, в профессию вы прорывались с боями… — В те годы – годы «покорения Москвы» — мне иногда приходили в голову мысли, что жизнь не удалась и я ошибся в выборе профессии. К третьему курсу театрального института понял: мне не победить. У меня характер не актерский. Там нужны амбиции, честолюбие. А вот попав во ВГИК, быстро почувствовал: это мое.
И стал соревноваться всерьез. И даже Феллини оказался для меня… нет, не конкурентом, но объектом пристального внимания, целью, к которой нужно стремиться… Михаил Ромм взял меня в свою мастерскую во ВГИКе уже на втором курс, но у меня возникли сложности с зачислением, а я хотел учиться только у Михаила Ильича. Волынка затянулась почти на полгода, мы с женой жили на гроши, продолжая ютиться в комнатке театрального общежития.
Видя мое бедственное состояние, Ромм специально для меня придумал «аспирантуру по режиссуре», я стал получать стипендию, значительно превышавшую студенческую, но еще год продолжал упорно биться, пытаясь перевестись в студенты. — Зачем вам это нужно было? — Студенты, в отличие от аспирантов, могли снимать учебные фильмы, я же шел во ВГИК учиться снимать кино, а не диссертации сочинять.
Я горжусь своей женой
— Как вы считаете, Москва по-прежнему слезам не верит? — Это название было как бы способом себя заявить, доказать свое право жить в этом, уже сложившемся, сообществе. — Сколько времени у вас ушло, чтобы завоевать Москву? — Я четыре раза поступал в институт, потом четыре года учился… Вообще две трети жизни прошло у меня в Москве, поэтому я чувствую себя москвичом.Конечно, первые восторги и восхищение столицей со временем несколько поутихли, и сейчас появились даже некоторые возражения… Слишком уж Москва перенаселена выходцами из бывших наших республик. В общей массе население достаточно обеспеченное, только автомобильный парк с начала перестройки увеличился раза в три. — В свое время вы приехали из глубинки.
А может ли сегодня молодой, талантливый режиссер из провинции без денег и без протекции завоевать Москву? — Такое происходит каждый день, независимо от социального строя, потому что талант всегда находит себе дорогу. Хотя, к сожалению, не все, что пробивается, есть талант. — Сегодня есть талантливые режиссеры, но им не удается снять безоговорочно успешные фильмы. Почему? — Это зависит от состояния нынешнего общества, проката… Можно назвать целый ряд причин.
Например, когда я снимал картину, представлял, какой зритель на нее пойдет, но не думал о том, насколько полными будут залы. Не было такого понятия, как рейтинг, кассовый успех. Сейчас же рейтинг волнует режиссера чуть ли не в первую очередь. — Ваш фильм «Зависть богов» был обречен на такой же тотальный успех, как и «Москва…».
Но из-за того, что система кинопроката разрушена, судьба картины сложилась не так удачно… — Вы правы в отношении развала прокатной системы – из-за этого наш российский зритель отучен от кинематографа. А на экранах телевизоров царят «мыльные оперы», причем по рейтингам наши сериалы уже перебивают зарубежные, и их даже прекращают закупать.
Я не счтаю, что сериалы такое уж зло – посмотрите, сколько актеров получают работу, скольким режиссерам удалось заявить о себе, сколько новых имен появилось. Но это касается только Москвы и Питера. В глубинке по-прежнему полный завал, и не только в искусстве, а в жизни вообще.Не скрою, меня задело, что «Зависть богов» осталась без призов.
На «Кинотавре» сделали вид, будто фильм вовсе не участвовал в конкурсе. С другой стороны, еще неприятнее, если бы «Зависти» дали утешительную награду, скажем, за музыку или костюмы… Впрочем, какого черта я об этом говорю? Коллеги опять посчитают, что Меньшов жалуется или обижается. — Критики, в отличие от зрителей, к вам не очень-то благоволят? — К счастью, позиция, точнее, оппозиция профессионального цеха не влияет на отношение зрителей к моим картинам.
Людям кино Меньшова нравится, и это главное. А нелюбовь критиков я уж как-нибудь переживу. Они вечно кривят губы: фи, мелодрама! Лишь некоторые начинают понимать: нет плохих и хороших жанров, настоящую мелодраму снять не менее трудно, чем, к примеру, «Зеркало» Тарковского. — Говорят, что «Зависть богов» — это ваше объяснение в любви к вашей жене.
Это так? — Не знаю. Когда мы снимали фильм, то об этом не думали, но если это получилось – то это справедливо. Потому, что я люблю свою жену и горжусь ею. Мы представили ее в этой картине в роскошном виде, чем заслужили неприязнь некоторых критиков, которые не могли понять, как немолодая героиня Алентовой смогла вызвать сильную любовь.
И когда эта история пробила сердца молодых людей, то это вызвало большой переполох.
Ночные видения
— У вас в фильмах – много потрясающих актерских открытий. Вы явили нам слесаря Гошу – Алексея Баталова, Александра Михайлова в фильме «Любовь и голуби», Анатолия Лобоцкого в «Зависти Богов»… Как вы делаете выбор? — У меня актерское образование, и я могу подобрать актера сам, без ассистентов, если я видел его работу в кино раньше, или с некоторыми сам снимался в кино.
Я чувствую, что вот этот парень будет то, что мне нужно. — Вы прислушиваетесь к тому, что вам говорят актеры? — Ко всему прислушиваюсь, высказываться им можно, это не опасно. — Но последнее слово остается за вами? — Да. — А кино снится вам по ночам? — Иногда в ночи появляются какие-то решения, какие-то идеи. Но не только в ночи. Иногдабывает: увидел какой-то эпизод, какой-то случай, просто увидел кого-то — и понял, что вот это пригодится в фильме, который сейчас снимаешь.
Надо просто не допускать отстраненности от жизни, не впускать себя в абсолютно логический ряд, надо ценить эти минуты, когда приходит вдохновение, — а оно приходит.Картина «Зависть богов» снималась без сценария вообще. Он писался на площадке, каждый раз перед началом съемок, и я не очень был взволнован этим обстоятельством.
Хотя мы снимали как бы на грани фола. — Если суммировать — о чем все ваши фильмы? — Мое давнее убеждение, — что в жизни человека две составляющие, очень важные – это выбор профессии и выбор спутника жизни. Очень важно не ошибиться в выборе. Но если у мужчины выбор профессии стоит на первом месте, то у женщины – наоборот. — Вы способны на компромиссы ради будущего своего фильма?
Если начальство потребует поправок, внесете их? — Что касается лично меня, то я – человек определенных принципов. Даже если бы я ухудшил свое положение, я бы все равно не пошел бы на компромисс. Я видел, как люди сдавались — при малейшем окрике начальства, и даже при просто жесткой просьбе. И картины закрывали. — Вы – едины во многом: и как автор сценариев, и режиссер, и актер.
А от чего вы получаете больший кайф? Когда играете в чужих фильмах или когда ставите свои? — Нет, конечно же, ни с чем не сравним кайф, который завладевает режиссером в случае успеха. Бывает, что актеры пробуют режиссуру и уходят, поняв, что это — не для них. Но если актер на секунду поймал удовольствие от режиссерской работы, он уже остается в этом.
Актерская профессия навсегда становится хобби, а режиссура – это создание собственного мира, проверенного, настоящего мира, иногда более убедительного, чем истинный мир. — Суеверны ли вы? Например, у некоторых режиссеров принято разбивать тарелку перед началом съемок… — Есть несколько примет, которые всегда сбываются, и я на них обращаю внимание. Ну, например, на какую ногу споткнулся.
Но по большому счету, судьба фильма от этих мелочей не зависит. Ничего не помешает и ничего не спасет в случае успеха или провала фильма. — Последнее время вы еще и продюсер. Скажите, тяжело доставать деньги на кино? — По правде говоря – невозможно.
Последний, кто вложил деньги в кино, был Тамаз Самтишвили, генеральный инвестор нашей картины «Зависть богов». Конечно, затраты прокат ему не возместил. И больше уже не находится людей, которые бы вкладывали деньги в кино. Сейчас главный продюсер – это государство, которое некоторым режиссерам (в число которых вхожу и я) дает относительно приличные деньги.
Хотя этого совсем не достаточно для создания картины. Слава Богу, сейчас телевизионные компании стали поддерживать кино. — Что вы считаете самой большой своей удачей? — Как сценариста – «Ширли-мырли», это была очень смелая акция. С точки зрения режиссера – это сложнее, у каждой картины своя судьба, и каждая дорога как ребенок. — Как вы чувствуете, когда надо ставить точку в фильме?
— Фильм начинает жить своей жизнью еще до окончания работы над ним. Чем больше ты его снимаешь, монтируешь, показываешь кому-то, тем больше ты понимаешь – уже сами герои начинают вмешиваться в процесс. Бывает, получается совсем не то, что было задумано. Это как Пушкин сказал: «Надо же, Татьяна моя вышла замуж», — он совершенно это не планировал.
Так и здесь, фильм – он живет по своим законам, и он уже сам поставит точку. Если ты ему правильное направление задал, то он придет к своему, даже иногда неожиданному, не предполагаемому, результату. Последняя точка ставится в монтажной. — Над чем вы работаете сейчас? — Это пока не разглашается. Есть замысел, есть сюжет, есть небольшие деньги для начала.
Так что я отвечу на этот вопрос (если все будет хорошо), когда буду заканчивать картину, — осенью будущего года.
