«Цель фильма — сердце зрителя»: звягинцев и роднянский о «нелюбви»
30 мая КиноПоиск совершил предпремьерный показ фильма «Нелюбовь» совместно с Non-Stop Production (студия-производитель) и Сони Pictures (прокатчик фильма). На показе находились пользователи КиноПоиска и журналисты. По окончании сеанса режиссер Андрей продюсер и Звягинцев Александр Роднянский ответили на вопросы зрителей.
Внимание: в материале находятся спойлеры, исходя из этого его лучше просматривать уже по окончании просмотра картины. «Нелюбовь» вышла в прокат 1 июня.
Главред КиноПоиска Елизавета Сурганова / Фото: Элен Нелидова для КиноПоиска
«Необходимо снимать так, как в случае если бы ты был зрителем»— Поведайте, как прошла премьера фильма в Каннах. Как его приняли критики и зрители? И как вы отнеслись к ответу жюри, присудившего «Нелюбви» приз жюри, третий по значимости по окончании «Золотой пальмовой ветви» и Гран-при?
Александр Роднянский: Премьера в Каннах имеет пара формальных индикаторов, каковые разрешают делать выводы, как удачно она прошла. К примеру, оценки критиков, журналистов Screen International. Это десять критиков известных и влиятельных изданий: Liberation, Time, Los Angeles Times, от России Meduza с Антоном Долиным и другие. Они голосуют сразу после просмотра фильма, и в итоге получается некая совокупная оценка, которая формирует иллюзию борьбы по ходу фестиваля.
В текущем году мы победили в данной оценке, что говорит об отношении критиков. И в целом пресса вправду приняла фильм весьма тепло.
Андрей Александр и Звягинцев Роднянский / Фото: Элен Нелидова для КиноПоиска
Со зрителями индикатор весьма простой: каждая каннская конкурсная картина видится и провожается аплодисментами. Они довольно часто смогут казаться формальными, безэмоциональными, и лишь люди умелые смогут осознать настоящую реакцию по громкости и длительности аплодисментов. По окончании «Нелюбви» они были долгие и насыщенные, и у нас сложилось чувство, что аудитория также приняла фильм тепло.
Не смотря на то, что нас все 10 дней фестиваля мучили самыми различными прогнозами, и мы весьма нервничали, я считаю, что все закончилось совсем превосходно. Приз жюри — одна из трех основных призов, и традиционно он вручается картинам, стоящим особняком. Среди реципиентов данной премии были Антониони, Кесьлёвский и Бергман с Годаром, не взявшие, кстати, ни одной «Золотой пальмовой ветви». Исходя из этого это хорошая приз. На вечеринке по окончании закрытия мы определили, какая часть жюри нас защищала.
Это был Паоло Соррентино (кстати, он назвал финальную сцену «Нелюбви» одной из лучших в мировом кино), Пак Чхан-Джессика и ук Честейн.
Андрей Звягинцев / Фото: Элен Нелидова для КиноПоиска
— Андрей Петрович, а вы согласны с распределением призов? В то время, когда вы выходили в зал, вам кричали, что вы хороши «Золотой пальмовой ветви».
Андрей Звягинцев: В то время, когда ты внезапно вспоминаешь, что «Седьмая печать» Бергмана — великий фильм, что прогремел на всю землю — взяла таковой же приз, мало успокаиваешься. По причине того, что, в то время, когда со всех сторон пророчат что-то, говорят, что ты лучший, ты выясняешься в весьма нервной ситуации. Твои ожидания весьма завышены.
Но на самом деле основное, что имеется фильм, имеется сильная реакция аудитории. Исходя из этого я считаю, что «Нелюбовь» достигла собственной цели. Цель фильма — это сердце зрителя, и ничего больше. Все другое — это сопутствующие товары. Они, непременно, серьёзны, они тешат самолюбие, но они не основное.
Меня время от времени задают вопросы юные кинематографисты: «Мы снимаем фильм для фестиваля. Посоветуйте, что следует сделать?» Я постоянно говорю, что это неверно. Необходимо снимать так, как в случае если бы ты был зрителем и желал бы заметить данный фильм таким.
Вот эти согласованность и искренность со собственной эталонной мерой, каким должен быть твой фильм, — это и имеется твой основной путь.«За два часа мы выясняемся в второй стране»— В фильме имеется весьма четкая хронология — 2012—2015 годы, — и она обозначена новостными выпусками. Из-за чего вам серьёзен этот период и из-за чего вы выбрали как раз такие новостные выпуски, каковые на данный момент больше воспринимаются с ухмылкой либо, как кадры с Дмитрием Киселевым, как полный абсурд?
«Нелюбовь» / Фото: Анна Матвеева
Звягинцев: Ну из-за чего как абсурд? Мы вот видели и другую реакцию. Либо, к примеру, новость, в которой внезапно оживает Борис Немцов, — у меня это совершенно верно ухмылки не вызывало, а вызывало какое-то беспокойство, трепет, поскольку в это время зритель обязан сообщить: «Как же?
Так как он…» И тут вот его отбросит, что это прошлое, не смотря на то, что мы не настаиваем на том, что это 2012 год, фактически до финала. По большому счету мы прочесывали телевидение, радио и интернет в отыскивании самых занимательных новостей, и, в то время, когда я в программе с Киселевым заметил даму, которая кричит: «Будьте вы прокляты!» — я осознал, что у нас должен быть данный сюжет. Это такие реперные точки отечественного исторического опыта, каковые нас возвращают к тем дням, в то время, когда мы были полны надежд, что все изменится.
Но за два часа экранного времени мы выясняемся в совсем второй стране. Вот это было принципиально важно.
— Я считаю, что фильм красив без последней сцены и без политического контекста, что в ней появляется. Эта сцена превращает историю, которая имела возможность бы случиться в любой стране, в локальную. Из-за чего вы решили завершить ленту как раз так?
Звягинцев: Я пологаю, что фильм так же, как и прежде остается универсальным, не обращая внимания на данный финал. Для меня таковой финал был серьёзен еще тем, что мы видим отечественных храбрецов и понимаем, что они возвратились к самим себе, что ничего не поменялось. И для меня крайне важна сцена, в то время, когда Борис спустя два года берет на руки собственного нового ребенка, относит в манеж и практически бросает его в том направлении. Это выделено кроме того звуком.
Принципиально важно кроме этого заметить портрет Жени, принципиально важно, к чему она пришла. А политические новости для меня — только фон того рисунка, что мы должны были заметить.
«Нелюбовь» / Фото: Анна Матвеева
Роднянский: На самом деле это легко пространство, в котором живут эти люди. Они такие, по причине того, что они это наблюдают, и с людьми в кадре происходит то же самое, по причине того, что они живут в той же совокупности координат, что и киногерои. Грубо говоря, война — это продолжение личной судьбе, совокупности взаимоотношений, утрата координат, сокровищ, того, что в фильме именуется односложно — нелюбовь.
Легко у нас программа Киселева и эти события вызывают на данный момент совсем независимые и острые эмоции. К примеру, на конференции в Каннах один украинский журналист нас задал вопрос, не ощущаем ли мы себя частью российской агитационной автомобили. (Хохот в зале.) Это несмешно в том смысле, что для него эти кадры — часть агитационной атаки, с которой, как он вычисляет, к ним все время обращаются. Но представьте эту картину условно через пять либо семь лет.
Эти кадры станут историей, не более того.
— В обязательном порядке ли было основной героине в финише надевать спортивный костюм с надписью Russia?
Звягинцев: В обязательном порядке! Для меня, понимаете, это отсылка к Гоголю, к русской тройке и к вопросу, вросшему в нас с молоком матери: «Куда ж мчишься ты?» Но основное и самое обычное объяснение этому пребывает в том, что это февраль 2015 года. Ровно годом ранее была Олимпиада. Все осень и лето 2014 года это была весьма актуальная одежда, в особенности в кругу богатых людей. Лишь эти мысли послужили толчком к такому ответу.
А позже уже появились поэтические аллюзии с Русью-тройкой из Гоголя.«Не мальчик — храбрец будущего, а его родители»— Вы ставите весьма правильный диагноз стране и эпохе, но не предлагаете выхода из данной ситуации. А что нам дальше делать с этим? И из-за чего вы все-таки решили сделать фокус не на мальчике, что имел возможность бы главенствоватьхрабрецом, как в фильме «Четыреста ударов», где обрисована похожая обстановка, а на окружающей его среде?
«Нелюбовь» / Фото: Анна Матвеева
Звягинцев: Ну, сообщите, при чем тут «Четыреста ударов»? Это ваш последовательность ассоциаций, ничего для того чтобы тут нет. Но это естественно, что вы заметили в «Нелюбви» собственный фильм, а я вижу собственный. Для меня же было принципиально, что мальчика, как бы мы ни жаждали, мы больше не заметим. Это эмоциональная резина, которая натягивает тетиву зрителя. Кадр, в то время, когда он спускается вниз по лестнице, ничего не предсказывает. Он устроен так, что мы понимаем, что мы еще его заметим.
Но мы не видим, не видим, не видим. Все оставшиеся полтора часа картины. И для меня это было очень принципиально важно. То имеется данный фильм не о мальчике, а как раз о его родителях.
Это не «Четыреста ударов», это «Нелюбовь».
Роднянский: Необходимо помнить, что «Четыреста ударов» — это рождение французской новой волны и совсем иного типа мышления на киноэкране. Тот мальчик в 1967 году стал студентом, в то время, когда во Франции начались студенческие бунты. И Трюффо своим фильмом ставил диагноз буржуазному обществу и консьюмеризму как живописец, предчувствующий происходящее. В видном смысле диагноз живописца — это предчувствие, в значительно большем смысле, чем констатация.
Андрей Звягинцев предчувствует, ставит диагноз обществу, в котором живем мы с вами. Исходя из этого не мальчик — храбрец будущего, а его родители — в том виде, в котором они имеется. И кино это о них.
Это принципиально обстоятельства и разные времена.
«Нелюбовь» / Фото: Анна Матвеева
Звягинцев: Отечественный мальчик появился в 2000 году, и в 2017-м ему было бы 17 лет. Быть может, 26 марта его бы загребли на марше. Но он до этого не дожил. Не смотря на то, что мы оставляем пространство для мысли: погиб — не погиб, где он… Он провалился сквозь землю, он растворился.«Добровольцы совершают настоящий подвиг»— Для меня фильм поделился на эфемерную часть и на весьма конкретную часть, связанную с поисковым отрядом, в котором я заметила «Лизу Алерт».
Из-за чего вы ввели такое структурированное описание поисков ребенка?
«Нелюбовь» / Фото: Анна Матвеева
Звягинцев: Мы вправду опирались на опыт «Лизы Алерт», но для нас было принципиально, дабы в отечественном фильме отряды назывались по-второму, по причине того, что отечественный координатор, Иван, к сожалению, ребенка не отыскал. И это была бы дискредитация «Лизы Алерт». «Лиза Алерт» крайне важна в данной истории, и для нас было принципиально не придумывать ничего, а встретиться с ними и поболтать о том, как они трудятся, как действуют в различных условиях.
По причине того, что они действуют совсем по-различному в лесной полосе, в сосновом лесу либо в кустарниках. Для нас же ответственна любая подробность. Либо, к примеру, из-за чего отечественному мальчику 12 лет?
По причине того, что в то время, когда родители заявляют о пропавшем ребенке в полицию, в том месте задают вопросы, сколько ему лет. В случае если ему одиннадцать либо меньше, это ищи ветра в поле, это беда. А по окончании двенадцати это проблемный мальчик либо девочка, каковые попали в период пубертата, конфликта с родителями.
«Нелюбовь» / Фото: Анна Матвеева
Я был сравнительно не так давно на эфире у Антона Равнина с Анной Чугриевой, координатором «Лизы Алерт», и она назвала совсем необычные цифры. В частности, в 2016 году в стране пропало 6150 человек, и это лишь знакомые нам случаи, люди, каковые обратились в «Лизу Алерт» с тем, что их родные провалились сквозь землю. Из них 1015 человек — это дети от 0 до 18 лет. И они [волонтеры] нашли 89% потерявшихся. Эти цифры поражают собственной эффективностью. Не редкость, теряется по 150—200 человек в сутки.
Это как в случае если бы ежедневно падал Boeing, как говорит основатель перемещения Гриша (Григорий Сергеев — Прим. ред.). Но государство почему-то игнорирует это совсем. Наряду с этим о «Лизе Алерт» знают единицы, не смотря на то, что эти люди совершают настоящий подвиг.
— Это не вопрос, мне легко принципиально важно это сообщить. Я была координатором в «Лизе Алерт», и, в то время, когда я наблюдала «Нелюбовь», мне просто не верилось, что кто-то смог продемонстрировать это так совершенно верно в художественном фильме. И я весьма надеюсь, что люди по всему миру и по всей стране заметят это и осознают, как оно на самом деле происходит, как уходят дети.
Благодарю вас огромное.
Звягинцев: Могу я поведать одну историю? Подлить масла в пламя. Добровольцы ищут ребенка.
И вот среди ночи в штабе, что находится рядом с домом ребенка, они выясняют, что тот общался с кем-то во «ВКонтакте». Кто-то из поискового спасательного отряда поднимается в квартиру, раскрывается дверь, выходит родитель — папа либо мать — и на сообщение добровольца отвечает: «Подождите, парни. Время три часа ночи, вы не имели возможность бы на следующий день утром прийти?» Эта история меня поразила, легко слов нет.
Я не имел возможность поверить, что это быть может, но вот представьте себе.
Фото: Элен Нелидова для КиноПоиска
«Терапевтическая функция кино потеряна»
— Так оказалось, что, в то время, когда я ко мне ехал, я познакомился с человеком, что должен был защищать показ фильма от пиратской записи. Но он не знал, какой фильм будет защищать. И в то время, когда я заявил, что это «Нелюбовь» Звягинцева, то он весьма расстроился.
И сообщил такую вещь: «Я взглянул день назад трейлер, и я не осознаю, для чего еще нам показывать на экране то, что мы ежедневно сами видим на улице?» И в то время, когда я наблюдал данный фильм, я вправду почувствовал себя дома, где холодно, серо и постоянный снег. Но для меня это лучший фильм, что я видел. И я в первый раз за продолжительное время поверил русскому актеру.
Исходя из этого я желал задать вопрос: вы, в то время, когда снимаете фильм, поймёте, для кого вы его снимаете?
«Нелюбовь» / Фото: Анна Матвеева
Звягинцев: Нет, само собой разумеется, не воображаю. Я уже сказал сначала, что единственным мерилом возможно лишь то, что ты сам себя воображаешь зрителем. В случае если я наблюдаю на актера и осознаю, что верю ему, я говорю «стоп». До этого может пройти 20—30 дублей. К примеру, девушки, каковые делали селфи, — 25 дублей. С каждым дублем они все больше и больше приходили в нужную кондицию, пьянели, пьянели, и им становилось прекрасно и вольно.
А сцену, в то время, когда дети выбегают из школы, мы снимали 36 дублей. Ты ожидаешь, пока ты не поверишь в происходящее. Само собой разумеется, кто-то может сообщить: я не верю этим артистам.
Но это его мерило, осознаёте? Я ни с кем вторым согласовать этого не могу. Не могу посадить вас рядом и задать вопрос: «Вы верите?» Это нереально себе представить.
«Нелюбовь» / Фото: Анна Матвеева
Роднянский: Вот я, к примеру, не верю, что имеется зрители раздельно содержательного кинематографа, такая интеллектуальная резервация, и раздельно зрители развлекательного кино. Я верю, что у нас не редкость настроение взглянуть глуповатое развлекательное кино, а не редкость настроение взглянуть что-то иное. Исходя из этого в то время, когда многие отечественные сотрудники выстраивают стратегии целевой аудитории и попадания в какие-то определенные сегменты, для меня это такое внутреннее начетничество.
Я в это полностью не верю, для меня это имитация процесса коммуникации с аудиторией. По причине того, что по-настоящему говорить с аудиторией смогут весьма немногие.
Это неприятность не лишь отечественного кинематографа. Это, скажем так, радикальная смена потребительского поведения, в результате которой создатели контента потеряли свойство сказать с аудиторией без шуток. Я не верю в слова о том, что люди и так видят это ежедневно. Не наблюдают они около, не формулируют неприятности и отворачиваются.
Наблюдают и не видят. Исходя из этого каждая важная драма сталкивается с внутренним нежеланием [ее смотреть] у большой части аудитории, грезящей прийти в кино и улететь в некоторый другой мир. Мы же еще живем в стране, в которой безумно популярна фантастика, кроме того больше, чем в Америке.
По причине того, что для отечественного зрителя светло синий человечки с хвостами занимательнее, чем личная судьба.
Андрей Звягинцев / Фото: Элен Нелидова для КиноПоиска
На самом деле кино существует не чтобы расстроить вас. У кино всегда была так называемая терапевтическая функция, которая разрешала говорить с аудиторией о ответственных публичных, личностных, политических и каких угодно вторых проблемах. Чтобы люди, за два часа прожив на экране жизнь вторых людей, поняли действительность, в которой живут сами, и не допустили таких неприятностей с самими собой.
Но на данный момент эта терапевтическая функция потеряна. Один из моих сотрудников в один раз назвал отечественное общество больным, что не ходит к доктору. В этом смысле кинематограф может выступать в роли врача.
Это, кстати, великая традиция громадной русской культуры и литературы. И Андрей в одном из интервью сравнительно не так давно удачно сообщил, приведя цитату какой-то зрительницы: «Взглянула, пришла к себе и захотелось обнять детей». Вот, фактически, для этого и делаются фильмы.
Дабы вы со собственными детьми, со собственными родными говорили в противном случае.
Создатель Елизавета Сурганова
