Дневник камикадзе
«Ежедневник камикадзе» написал пожилой сценарист Володарский – это ясно. Он и пресловутое письмо Герману написал. В то время, когда «пора о душе поразмыслить», другими словами прошли времена, в то время, когда думать о ней было не пора, весьма хочется оправдать все, что было когда-то сделано совсем бездушно.
Хотя бы в собственных глазах хочется быть хорошим. Но что за экранизацию для того чтобы кривого зеркала взялся юный режиссер Месхиев, сравнительно не так давно практически порадовавший «Механической сюитой»? Заметил в нем собственный будущее?
Откуда в нем такая уверенность, что каждая и еще не наступившая старость – неизменно королевство кривых зеркал? Иначе, откуда такая неуверенность в уже взятых на себя прямых обязанностях режиссера?
Кадр из фильма
Так как наблюдать это возможно, парни, лишь громадным фанатам начинающей киноартистки Виктории Толстогановой. Ее в том месте обнажённую показывают. Не смотря на то, что и в этом случае на «Ежедневник камикадзе» необходимы крепкие нервы.
В объятиях Толстогановой показывают столь же обнажённого в далеком прошлом начавшего киноактёра Сергея Шакурова. И в то время, когда он, как бы осуществляя соитие, еще и «мыслит вслух» за кадром на предмет «для чего я ей сдался, таковой ветхий и небогатый, и не половой гигант», весьма тяжело не опустить голову и не заткнуть уши от стыда. По причине того, что в действительности – никаких мыслей и никакого «соития вслух», и по большому счету чувство, словно бы двух артистов, между собой незнакомых, по отдельности вмонтировали в постель типа сексодром.
Кадр из фильма
Такое же чувство дикой фальши – от каждого кадра, без отличия. Стреляет Гармаш на стрельбище – парни, это не стрельбище. Приходит Чиндяйкин в квартиру Колякановой – парни, это не квартира.
Переносится воздействие в 60-е годы либо появляется в нем душераздирающий Кузнецов, чувство лишь одно: нечего раздирать, нет для того чтобы пространства-времени. Ноль. Фальшь в самом импульсе, породившем кино. Так как для сокрытия кривизны зеркала, для самой несложной возможности налюбоваться собой через розовые очки «Ежедневнику камикадзе» пригодились далеко не одни очки. Пускай бы они были сильные – индийское кино, мексиканские сериалы – но одни и конкретные. Был бы жанр, кто-то бы успокоился.
Увы, тут вам и детектив, и сатира, и мелодрама, и чистая лирика – штуки три-четыре оправы.
В целом все говорят, что это «Володарский под Достоевского», лишь где же в том месте Федор Михайлович? Он прежде всего был цельная натура, а тут в движение пошло все, что под ногами валялось. Приятель Марк (Николай Чиндяйкин) выясняет, что произошло с втором Вадимом (Сергей Шакуров) – приблизительно как Белкин про Сильвио узнал в пушкинском «Выстреле», и это детектив.
Приятель Вадим перед смертью завел полезный ежедневник – как Печорин в лермонтовской «Княжне Мери», и это чистая лирика, вклинивающаяся в детектив «внутренним монологом» покойного Шакурова. Плюс к тому он завел его, вместо того чтобы исправить неточности молодости – как толстовский Нехлюдов из «Воскресения» не исправил их, переписывая из Библии христианские заповеди – и это мелодрама.
Мелодрама разбавляет детектив, уже сдобренный «внутренним монологом», еще и ретроспекциями с участием совсем вторых артистов, играющих «юных» Шакурова и Чиндяйкина. Но это еще не все.
Кадр из фильма
Все очки битые: любой из персонажей в каждом из как бы слоев также не лыком шит, и уже через пять мин. делается не имеет значение детективное «кто убил». Делается, к примеру, принципиально важно, что Шакуров дам обожал по-несложному, пропорционально возрасту этих дам.
Самая первая, в это же время, залетела и наложила на себя руки, нынешняя супруга (Наталья Коляканова) стареет и выпивает, давешняя любовница (Евгения Добровольская) – еще и галерейщица со светской судьбой, а самая недавняя (Виктория Толстоганова) в отыскивании мужа-защитника честно ложится под каждого из беззащитных мужиков. Вон какое количество загубленных судеб, и ничем они не уступают одной-единственной смерти. Но дальше и это не имеет значение, потому, что вступает лирика.
Автор Шакуров – он был социально встроенный, исходя из этого нужен как бы социально невстроенный родственник (Юрий Кузнецов) и, напротив, привычный новый русский (Сергей Гармаш). В то время, когда появляется мировоззрение, чьи-то загубленные судьбы рядом с судьбами мира меркнут.
Но тут уже легко волосы дыбом от битого стекла в морду. Обращение в далеком прошлом идет не о трех парах треснутых очков на чьем-то носу, а о том, как отбиться от осколочного мельтешения. Носу-то прекрасно: он себе хлюпает и хлюпает от жалости к себе же, а всем остальным приходится или записаться в такие же Володарские (Месхиевы), или начать задавать вопросы. К примеру, в случае если ветхий мальчик Шакуров вправду был виноват во всех смертных грехах, какая отличие, как он погиб?
Как говорится, собаке – собачья смерть. Дальше, какой на хрен приятель Чиндяйкин, в случае если нацелился на шакуровскую бабу? Конечным пунктом его расследований была все та же постель Толстогановой. Это и имеется «судьбы мира»? Наконец, братец-то Кузнецов перед кем изгаляется?
На Гармаше с Чиндяйкиным ни сутаны, ни звезды шерифа, как и Шакуров в руках Апокалипсис не держал. Он так как как чукча был в кадре – автор, не читатель…
Кадр из фильма
Число конкретных вопросов в различных жанрах растет в плохую бесконечность, пока любой не-Володарский (не-Месхиев) не отключится в итоге, не встряхнется и не поставит перед фильмом собственный личный единственный вопрос. Выяснение взаимоотношений – неизменно оправдание выясняющего, но в случае если целый импульс «Ежедневника камикадзе» – в оправдании чего-то нехорошего не за счет чего-то хорошего, а за счет торжества как раз нехорошего как вечного и неизменного, то для чего оно? Для чего каждому-то умирать прежде смерти?
