Другой, другой
Не смотря на то, что дословно «Godsend» переводится как «Дар божий», отечественные прокатчики справедливо переименовали ужастик Ника Хэмма в «Второй». Это дабы «Другие» не забывались, и «Шестое чувство», «Шестой сутки», «Страсть разума», «Сердце ангела». Ужастик глубоко неоригинален, но гарантированный уровень качества разрешает, напротив, в связи с массой сюжетных, актерских и стилистических заимствований больше осознавать по ходу и сохранять надежду разобраться в происходящем чуть раньше, чем оно кончится.
Кадр из фильма
Не смотря на то, что начиналось все достаточно невпрок. Завязка сорок мин. обрисовывает не кошмар, а жизненную драму, и что-то совсем детально. Как жила радостная семья, как мама и папа обожали друг друга и своего мальчика, какие конкретно у них были рабочие неприятности, как мальчику исполнилось восемь лет и как он назавтра попал под машину и погиб.
Как переживали, как хоронили… На кладбище к маме и папе (Грег Киннер и Ребекка Ромин-Стамос) подошел Де Ниро и представился доктором. Позже весьма долго они обсуждали, принимать ли его предложение. Приняли, не слава всевышнему.
Переехали в город с университетом «Godsend», и Де Ниро, главный врач этого университета, пересадил в маму клетки мальчика. В общем, она забеременела клоном покойника, родила еще одного, и прошло еще восемь лет. Вон какое количество всего, но сорок мин. идет только перечисление, что очень сильно надоедает. Но на сорок первой минуте ясно, что без подробностей не произошло бы предстоящего результата.
Дальше я несколько раз выскальзывала из зала, и не от тоски, а от страха. Что, фактически, будет с клоном, в то время, когда он «переживет» возраст оригинала? Кошмар продолжался более часа, а нервишки слабоваты.
Давненько для того чтобы ужасного на отечественных экранах не было.
Кадр из фильма
Стилевой реализм с бытовизмом – главная оттяжка Хэмма ввиду мистического содержания. Фильм настойчиво обходится без всевышнего-сатаны, монстров и привидений, приводя для всех странностей объяснения, максимально похожие на научные. Другими словами, само собой разумеется, брехня это все, но прекрасно стилизованная под фактическую возможность. Не, говорить, в чем в том месте дело, тут не катит, но могу добавить, что никакой кровищи, слизи, сумерек, тьмы египетской и развороченных могил фильм не употребил.
Напротив – обычный негромкий город, яркий дом, хорошая мебель, у мамы – фотолаборатория, у папы – уроки в школе. Лишь вот необычное происходящее с новым мальчиком доводит до того, что ползала завизжало, в то время, когда папе в окно автомобили в какой-то момент постучала случайная дама. Отец роется в бардачке, и внезапно стук в окно, громкий, резкий.
Да с учетом того, что мы знаем вместе с папой, это пол-инфаркта – в случае если к тому же не продемонстрировано, кто подошел, чего стучал. А дама ему что-то растолковать.
Кадр из фильма
Кроме «психологической» игры на хороших людских страхах перед нежданно громкими звуками, шагами за спиной, лестницами в подвал, чужими людьми за дверью, беспричинным падением молотков, скелетом и шевелением занавесок в шкафу, Хэмм сделал ставку кроме этого на актерскую игру. Киннер и Ромин-Стамос играются не функции, а людей. Другими словами у мамы еще успеваешь разглядеть модельные ноги и модельные бёдра, и возненавидеть ее за отнюдь не мистический эгоизм и подлую трусость.
Киннер меньше убеждает как отец – через чур уж лобовые эмоциональные реакции – но значительно больше как обычный дядька, что столкнулся с какой-то мерзостью. Вот дядька в том месте имеется и норма имеется в реакции на мерзость. Но пасаран. У Де Ниро роль все же, скорее, функциональная, но с ним для богатого контекста в полной мере возможно обойтись одной лицом. Вошел в кадр – уже благодарю. Самой же основной находкой «Другого» стал мальчик, Кэмерон Брайт.
Ему десять лет, и не верится, каких высот уже достигла акселерация. Мальчик играется полную смену вех, как нечего делать. Смеется, шалит – ну, какой симпатяга. Закончил смеяться – придет, убьет.
Всех убьет, глаза ужасные. Никакой режиссурой не вытянешь, в случае если ребенок не осознаёт, что делает. Данный осознаёт, имя нужно запомнить.
Кадр из фильма
Последнее, из-за чего «Второй» не вызывает особенной досады собственной неоригинальностью – сухой остаток смысла. Вся история клонов намекает в нем на далеко не клонированные вещи. Зря мы думаем, словно бы основное в детях – то, что они родные. Не первый недавний фильм растолковывает, что это неглавное.
Дети – другие люди, да и то, что они «отечественные», не делает их заведомо хорошими людьми, для которых все разрешено. Это не делает их кроме этого «отечественными» вещами, каковые возможно склеить, в случае если разбились, а после этого опять применять и наслаждаться . Родство все больше делается проблемой – по крайней мере, в цивилизованном мире.
Имеется и чисто практические воспитательные рекомендации.
