Ханс циммер: «моя музыка сродни той, что играет в стрип-клубах»
Циммер — один из знаменитейших современных композиторов. Его карьера началась в 1970-х с игры на клавишных в самых различных музыкальных группах, включая The Buggles. В 1980-х Ханс заинтересовался музыкой для кино и начал сотрудничать со Стэнли Майерсом, на счету у которого к тому времени были уже десятки успешных фильмов.
Совместно со Стэнли они организовали студию звукозаписи Lillie Yard, где начали первые опыты в соединении классической оркестровой музыки с электронной.
Первой сольной работой Циммера стал фильм Нико Масторакиса Terminal Exposure, а поворотным моментом в карьере был уже следующий — «Человек дождя», за уникальный саундтрек к которому Циммер взял первую номинацию на «Оскар». С этого момента живущий в Англии Ханс начал получать заказы на работу в голливудских картинах, что в итоге вынудило его перебраться В США.
«Робот по имени Чаппи»
Ханс Циммер считается самым инновационным композитором Голливуда, и его музыка постоянно несёт в себе элемент неожиданности, непредсказуемости. К примеру, в фильме «Человек дождя» композитор отказался от классической для жанра фильма-путешествия струнной музыки. Он применял стальные барабаны и синтезаторы, растолковав это тем, что храбрец истории живет в собственном мире, и музыка в том месте собственная.
КиноПоиск поболтал с Циммером о том, как разнится музыка для «12 Человека паука» и «лет-рабства», о воодушевлении в спорах и трудностях о слезинке на женской щеке.
О начале карьеры, поп-умении и музыке разбираться в кофеварках
«Человек дождя»
Я ни при каких обстоятельствах не думал о собственной работе как о карьере. Музыка — моя жизнь. Придумывать я начал с четырех либо пяти лет. Не знаю, возможно ли было назвать это музыкой. Скорее я и игрался со звуками, но делал это с наслаждением.
Пологаю, что буду шуметь еще , пока люди не попросят меня остановиться, а также в этом случае я вряд ли послушаюсь. У меня нет музыкального образования, если не считать двухнедельного курса игры на рояле, и неприятности с признанием чьего-либо авторитета. А это не те составляющие, что окажут помощь выжить в музыкальном мире Германии. Но я игрался в группе.
Мне это нравилось, не смотря на то, что простора для творчества и не давало. Так как если ты в поп-музыке, значит, постоянно будешь играться лишь данный формат. А я весьма желал писать музыку для кино и грезил познакомиться со Стэнли Майерсом, что удачно это делал. Я знал все о разработках, а он — об оркестрах. В то время, когда я отыскал возможность встретиться с ним, мы весьма скоро пришли к договоренности.
У него была новейшая кофеварка для эспрессо, и он не имел возможности с ней разобраться, а я смог. Так в обмен на мою работу с электроникой, кофеваркой и синтезаторами он поведал мне все об оркестрах.
Мне думается, Стэнли был весьма щедрым человеком, весьма добропорядочным и умным. Он осознавал, что лишь через привлечение молодых и одаренных людей возможно поддерживать свежесть судьбы в музыке. Время от времени мне получалось сделать что-то, что вдохновляло его, подстегивало трудиться напряженнее, занимательнее, но в большинстве случаев он был, само собой разумеется, куда изобретательнее меня.
Мне нравилось соперничество, дискуссии. И мне до сих пор весьма нравится мысль привлечения парней, пишущих музыку, которую я уже не могу вообразить либо отыскать в себя.
Создание музыки для фильмов — это достаточно одинокая работа. Солидную часть времени проводишь наедине с самим собой, в студии либо в кабинете. Исходя из этого я создал компанию (Remote Control Productions — Прим. авт.), где могу видеться с людьми, у которых в глазах такая же паника, как у меня.О рабочем ходе, дерзости и стиль
Ханс Циммер
Мой стиль работы — это анархия. Задача композитора не слепо делать указания режиссера, а создать то, что он в действительности желает, что у него в голове. Исходя из этого я ни при каких обстоятельствах не делаю то, о чем режиссер требует напрямую.
Я скорее надеюсь на него в том, дабы держаться нужного направления. В случае если меня заносит в сторону, скажем, психоделического кантри-вестерна либо тяжелого металла.
Само собой разумеется, принципиально важно наряду с этим оставаться наглым, провокационным. Режиссеры это обожают. И, понимаете, чем лучше режиссер, тем легче с ним общение, тем больше он открыт для твоих самых храбрых идей. Так как главное в работе всех, кто занят в кино, — это взаимовыручка.
Мы должны помогать друг другу во всем. Мы должны верить приятель в приятеля, в противном случае пропадет свобода и уверенность экспериментировать.
В первую очередь мне принципиально важно знать, для чего и о чем я пишу. Я сажусь за пианино, но не трогаю клавиши. В случае если я прикоснусь к ним, то начну играться, и это будет «мышечная» музыка вместо музыки, идущей из головы либо от сердца.
Потому я часами разговариваю с режиссером об истории, содержании будущего фильма. В то время, когда я совершенно верно знаю исходный материал, осознаю, о чем желаю писать, музыка приходит сама.
Дело не в словах, не в режиссере. Сам фильм — это живое существо. У него имеется собственное вывод.
Основное, не забывать об истории, верить в нее, видеть картину. Время от времени дело кроме того не в новых идеях. Необходимо картину, разрешить ей сказать, и она сама продемонстрирует тебе, куда идти. Твой поезд уже отъехал от перрона, остается лишь держаться покрепче и сохранять надежду, что не вывалишься по пути.О монтаже, ссорах с режиссером и работе грезы
«Ганнибал»
В прошлые годы, в то время, когда я лишь начинал, композитору в большинстве случаев доставляли свежие нарезки из монтажной, и он начинал с ними трудиться. Новые компьютерные разработки внесли собственные коррективы и в данный процесс. Сейчас монтажная может пребывать прямо в моей студии, либо я устраиваю студию в монтажной. Мы трудимся совместно.
Я предпочитаю принимать участие в ходе, объединяющем людей неспециализированными задачами. Мне нравится, в то время, когда все в помещение, и любой может высказаться. Я увидел, что в большинстве случаев в начале таковой сессии я говорю о музыке, а остальные участники — об истории, а где-то к середине процесса мы изменяемся, и все говорят о музыке, а я говорю об истории, о монтаже, частях, из которых сложится целое.
Целый данный процесс весьма интенсивен и носит персональный темперамент для каждого из нас.
Я приведу пример, что продемонстрирует, из-за чего я обожаю собственную работу, даже в том случае, если фильм в итоге выходит не самым великим на свете. Мы с Ридли Скоттом трудились над «Ганнибалом». Он лишь возвратился со съемок на натуре и был вымотан.
Съемки, понимаете, время от времени сравнимы с битвой. И вот воскресенье, 11 часов вечера. Мы сидим в монтажной перед кадром, где у Клариссы Старлинг на щеке слеза. Я говорю, что данный момент от любви, Ридли говорит, что это слеза отвращения, а отечественный режиссер монтажа додаёт что-то собственный — я уже не помню, что именно. И вот мы на ногах, орем друг на друга, дискуссия такая, что горячее не бывает.
И я внезапно испытываю чувство вне тела, как будто бы вижу помещение со стороны, и поражаюсь: три взрослых мужика страстно спорят о слезинке на лице дамы! Что возможно красивее таковой работы? И с чем-то подобным имеешь дело любой рабочий сутки.О нехорошем и хорошем кино
«Интерстеллар»
Начнем с элементарного. Ни один кинематографист не начинает проект с мыслью сделать нехорошее кино. Все большое количество и напряженно трудятся, дабы снять хороший фильм.
Время от времени все складывается удачно, время от времени что-то не получается. Относиться к этому необходимо философски. Я не пробую оправдывать нехорошие фильмы, но подчеркну: основной наукой для меня стали как раз неудачи, а не успешные кинокартины.
Сейчас, выбирая проекты, я стараюсь трудиться с приятелями, даже в том случае, если фильм не предсказывает никакого особого успеха. Так мне постоянно удаётся отыскать собственный место в картине и выполнить работу так прекрасно, как я могу.
Самое редкое, практически недоступное и настоящее сокровище, алмаз, то, что непросто отыскать, — это прекрасный сценарий. Сценариев написано, возможно, столько же, сколько и книг, и большая часть из них нехорошие.Говоря о фильме, довольно часто произносят «бюджет громадной» либо «бюджет мелкий». Любой старается обвинить бюджет, дескать, фильм не оказался, по причине того, что бюджет был через чур мелок.
Но дело неизменно в истории, а не в деньгах. В истории, которую говорит фильм, в таланте режиссера.О «Короле Льве»
«Король Лев»
Я не желал трудиться над этим проектом, по причине того, что вычислял его обычным бродвейским мюзиклом, легко умноженным на диснеевскую анимацию. А я не обожаю Бродвей и не обожаю всех этих сказочных принцесс в мюзиклах. Но в тот момент моей дочери было уже шесть лет, и я весьма желал забрать ее с собой на какую-нибудь премьеру. Я тогда был плохо эгоистичным отцом.
Мне хотелось похвастаться достижениями перед ребенком, и я сообщил: «Хорошо, возьмусь».
Сначала фильм казался мне достаточно тривиальным, но позже произошло что-то необычное. Я нежданно понял, что вся эта история, в сущности говоря, о том, что сын утратил отца. Со мной произошло то же самое, в то время, когда мне было шесть лет, и я ни при каких обстоятельствах действительно об этом не думал, ни при каких обстоятельствах ни с кем не обсуждал.
Понимаете, так происходит. В этот самый момент я внезапно должен был обдумывать эту историю, так что мелкий и глупый мультфильм неожиданно превратился во что-то весьма важное и принципиальное для меня самого.О новых мелодиях, самоповторах и «Бэтмене»
«Бэтмен: Начало»
Само собой разумеется, я повторяюсь, это неизбежно. У меня неизменно мало времени на воплощение идей. Практически я тружусь, пока кто-то не оторвёт у меня из рук исписанные страницы, по причине того, что фильм уже необходимо производить на экраны и показывать зрителям.
Так что я тружусь над каждой идеей без надежды воплотить ее всецело, и я делать все как возможно лучше, оставаясь самим собой, Хансом Циммером.
Сейчас у меня совсем сумасшедший период судьбы. В то время, когда мы трудились над картиной «Бэтмен: Начало», то и не знали, что она превратится в три громадных фильма. А в итоге маленькая скромная мелодия, которая не была задумана как тема трилогии, забрала и растянулась на 10 лет моей жизни.
Мне думается, то, что мы с Ноланом сделали, стало трендом. Те же музыкальные идеи внезапно стали появляться во множестве вторых фильмов. Само по себе это хорошо, но отечественное с Крисом творение было обескровлено, по причине того, что употреблялось везде и везде.
Так что на данный момент мне, само собой разумеется, летучих мышей нельзя считать. Нужно стараться искать что-то новое.О собственном языке и вдохновении музыкантовМне весьма нравится чужая музыка. Она кружит мне голову, я восхищаюсь. Мне нравится и общаться с музыкантами, и самому ее выполнять. Я тот еще гик, фанат — именуйте как желаете. В случае если я вижу рояль, то держите меня, по причине того, что я сяду играться за него.
Музыка — мой настоящий дом, место, где мне по-настоящему комфортно.
Мне доводилось выступать в государствах, где говорят на незнакомых языках. Ко мне приставляли переводчика, и с музыкантами я общался через него. А позже мы и начинали играться, ничего не говорили друг другу часа четыре. И четыре часа спустя мы все еще играем, и это лучший из всех вероятных бесед.
Так что у нас, музыкантов, имеется особый метод общения. Жаль, что вам, писателям, он недоступен.Об мастерстве, настоящей музыке и ремесле
«12 лет рабства»
Собственную музыку я, пожалуй, назову мастерством с маленькой буквы «и». В Германии в отечественной культуре имеется музыка класса А, имеется музыка класса Р. Та, что играются в консерватории, это отвлечённая. Та, что пишу я, развлекательная, как и та, что исполняется, к примеру, в стрип-клубах. Но это моя единственная судьба, и я бы желал прожить ее так.
Все, что я пробую сделать, так это прекрасно выполнить собственную работу. Как возможно лучше. В случае если нужно для этого стать слесарем, я им стану, а вдруг необходимо написать немыслимую картину, то я ее напишу.
Пологаю, что лучше развлекать огромное количество людей музыкой, соприкасаться с ними так, чем сидеть в башне из слоновой кости.
Для меня также имеется два типа музыки — хорошая и нехорошая. И я как могу весьма — очень! — стараюсь создавать хорошую музыку. Время от времени мне это не удается — никто не идеален.
Но, к счастью, в первых рядах неизменно имеется новая попытка и новый фильм сделать все лучше.
Меня меняет любой новый фильм. Мы обсуждали с Ридли «Ганнибала». Он все заманивал: «Мы будем снимать во Флоренции. Желаешь отправиться во Флоренцию?» Это звучало захватывающе, и три месяца во Флоренции по ночам я негромко прокрадывался вовнутрь Академии красивых искусств, стоял рядом с Давидом Микеланджело совсем один. Это было немыслимым, фантастическим приключением.
Я так рад, что не слушал взрослых, каковые убеждали меня отыскать настоящую работу, повзрослеть: «Пишешь музыку для фильмов — что это по большому счету? Это ненастоящая работа! И в то время, когда ты планируешь написать настоящую музыку?» Ни при каких обстоятельствах не пробовал кроме того и не планирую.
Создатель Разговаривала Наталья Хиггинсон
