Инна пиварс: «роза для кайдановского»
23 июля Александру Кайдановскому исполнилось бы 65 лет. Знаменитого актера вспоминает его последняя супруга Инна Пиварс.
– Я познакомилась с Сашей, в то время, когда мне было 22, ему 47. В 1994-м Саша задумал снять на «Мосфильме» картину «Восхождение к Эрхарту». Его помощник по актерам завез мне в общежитие «Ленкома» сценарий, позвал на пробы. Это был дар небес!
В моих фантазиях Александр Леонидович был одним из считанных корифеев, с которыми грезила трудиться, живым кумиром. Всю ночь просматривала сценарий – я планировалась на роль дамы по имени Вера, отправленной главному храбрецу, священнику (его должен был играться Саша), как опробование более чем. Утром пришла в его коммуналку на улице Воровского, позвонила, Саша открыл, провел в помещение, где стояла камера: «Вы сценарий прочли?» А у меня от беспокойства в голове все спуталось.
Выпалила: «Я с ним дремала!» – и вся покраснела. Саша улыбнулся, думаю, с этого мига и началась отечественная любовь.
…Пробы были успешными, но фильм так и не сняли. Мне не удалось поработать с Сашей в кино. Но посчастливилось войти в его жизнь…
Два года любви
– Мне постоянно нравились мужчины взрослые, умелые, умные – с ними весьма интересно, даже в том случае, если ощущаешь себя глупой и неумелой. Но под таких нужно подстраиваться.
Саша меня все время воспитывал: не то сообщила, не так сделала! в один раз стало известно, что я не просматривала «Прежнее и думы» Герцена. И он прекратил со мной говорить: «Что с тобой сказать, если ты не знаешь эту книгу!» Вынудил просматривать: вожу глазами по строкам – ничего не осознаю! Хитрила: прочту только конец и начало, начну пересказывать, он: «Неверное! В том месте все не так!» …Саша не осознавал, что я не претендую на весьма умную даму.
Таких и без меня около него было большое количество: к примеру, художница Фиалка Стеренберг, на 50 лет старше – она с Маяковским и с кем лишь из великих ни дружила… С Фиалкой, с ровесницами Саши, каковые знали его в далеком прошлом, я вечно советовалась: вот Саша кричит, злится, что делать? Мне, в то время, когда ругают, физически не хорошо, в особенности в то время, когда любимый человек. И я желаю безотлагательно сделать что-то, дабы он меня снова полюбил… Но дамских пересудов ни с кем не заводила.
В этом смысле у меня натура не женская, мне Саша кроме того как-то заявил, что я не дама, не похожа на остальных, и за это он меня полюбил.
не забываю, Сашины подруги говорили: ты что, дура, делать мужику такие подарки? У меня, скажем, было 100 рублей, а я брала Саше презент за 120 (еще двадцатку занимала) – и не ясно, на что жить! Но в то время, когда Саша смотрел на те подарки, у него глаза светились… Еще Саше нравилось, что, идя к нему, я любой раз брала самую огромную розу, какую имела возможность отыскать – метра в полтора высотой.
Гордо с ней шла, а Саша всем гостям розу показывал: моя принесла!
Довольно часто ли ссорились? Ссора – дело обоюдное, исходя из этого у нас их не могло быть: один постоянно приказывал, вторая постоянно исполняла. Обижалась, огорчалась, но выполняла. Действительно, было второе… Я не из тех, каковые от природы могут создать уют, но на Сашином фоне была аккуратисткой.
У него на огромном рабочем столе всегда был творческий бардак: рукописи, книги, документы, лекарства, пепельницы с окурками, еда, немытые тарелки – из обеденных тарелок ел кот Носик, прямо на столе. И я, хотя понравиться, начала наводить порядок. Вдобавок полезла окна мыть – их, возможно, с рождения дома не мыли.
Но Саша, как я думаю, воспринял это посягательством на его внутренний мир. Выгнал меня из дому. Я в слезы, на вечернем спектакле все перерывы между сценами прорыдала.
Позже звонила, выпрашивала прощение… Мириться постоянно подходила я. И по большому счету, было так: я обожала Сашу, он обожал, что я его обожаю.
Жили легко. Бывали гости, занимательные встречи, но в большинстве случаев оставались одни, и Саша что-то говорил. А позже… он по окончании первого и второго инфаркта два месяца пролежал в поликлинике, еще месяц был на съемках во Франции.
Из двух лет времени побыть совместно, одним нам мало выпало.
«Отправилась вон!»
Сашины мама и папа погибли в 49 лет от сердечных недугов. Исходя из этого по окончании второго инфаркта Саша начал бояться, что не так долго осталось ждать погибнет, подсчитывал, сколько лет и месяцев ему осталось до 49. Но никак не желал позаботиться о здоровье.
Оба раза, попав в поликлинику, продолжал в том месте переделывать сценарии. Доктора говорили, дабы он не хватался за работу, отправился в санаторий. В ответ Саша просил выписать пораньше…
…По окончании второго инфаркта он довел себя до того, что дома не имел возможности подниматься. Его тошнило, кружилась голова (думаю, с инфарктом был микроинсульт, не смотря на то, что доктора его не нашли). И он от ощущения собственной немощи злился. А позже начал делать все, дабы мы расстались. Возможно, еще на больничной койке себя накрутил: он – пациент, я – юная, для чего с таковой жизнь связывать, лучше лёт и остаток сил дать работе.
И началось: у меня два инфаркта, ты мне не нужна, я ушел из поликлиники, дабы снимать, я обязан успеть то, для чего талант был дан, на другое – ни сил, ни времени!.. Ссорился, бил словами в самые больные места, по окончании не говорил, не желал мириться. И в августе 95-го выгнал, запретив возвращаться.
Я ушла к знакомым: и в том месте, запершись в помещении, рыдала 24 часа в день. Звонила Саше, сказала, что не могу без него, просила хоть мало пожалеть – мне бы этого хватало, дабы жить. А он сказал страшные вещи – и бросал трубку… Для чего?
Желал, чтобы я скорей ушла и не видела его беззащитным? И думал: раз обожает, все забудет обиду?.. От отчаяния начала терять рассудок. И дабы выжить, не утратить работу (театр планировал на гастроли в Питер, и я имела возможность их сорвать), сделала вывод, что больше звонить Саше не буду.
Что любовь к нему красива, но несбыточна, как у Кончиты в «Юноне и Может быть»: «Я тебя ни при каких обстоятельствах не замечу, я тебя ни при каких обстоятельствах не забуду»… Уехала в Питер – гастроли удались, наговорили массу хороших слов, спасли меня этим. Мало ожив, стараясь думать лишь о работе, возвратилась в Москву.
«Женюсь хоть на данный момент!»
…Разобрала вещи: звонок! Саша: «Я на данный момент приеду. Желаю тебя видеть, я продолжительно думал о нас» – «Нет, ты меня снова обидишь…» – «Нужно поболтать, я уже пара дней пишу твой портрет». – «Саш, ты пьяный?» – «Нет, просто не дремал…» Меньше, приехал: осунувшийся, синяки под глазами, руки – все тёмные от угля, которым писал портрет.
Этими руками вынул паспорт: «Отправимся поженимся!» – «Нет, не отправлюсь, для чего это?!» – «Я сделаю тебя настоящей леди, первой дамой в мире, сниму в основных ролях, станешь широко известной…» Я осознавала, что обожаю его, но боль не разрешала поверить Саше… Он все-таки уговорил пойти: легко дабы выяснить, как подают заявления. Приехали, он к заведующей: «В то время, когда возможно расписаться?» – «Хоть на данный момент!» Выскочил: «Прямо на данный момент возможно!» – «Нет!!!» – и разрыдалась, словно бы в огромном горе.
Он успокаивал, а я не знала, как растолковать, что опасаюсь сообщить ему «да». Дабы потянуть время, выдавила: «Желаю по-человечески, со свадебным платьем, с гостями». Не смотря на то, что не измучь он меня, я бы за него отправилась хоть в чем, не долго думая!..
Саша: «Хорошо, прекрасно, отправимся из этого…» К нему не отправилась. Дома три дня разрывалась между любовью и страхом. Победила любовь… Заявление отправились подавать по окончании моей съемки в фильме «Карьера Артуро Уи», где лицо у меня было разрисовано шахматной доской, парик – «птичка» нужно лбом, как у Лайзы Минелли в «Кабаре»; ногти светло синий, длиннющие, накладные.
Опаздывали, сорвалась в таком виде – тетеньки в загсе обалдели… Свадьбу нам прописали на 11 ноября.
Платье забрали напрокат у моей привычной (на данный момент она знаменитостям шьет, а тогда у нее было ателье, где все коллекции она на меня шила, как на модель). Платье не белое, без рюшечек, но стильное, долгое. Прическу сделала в салоне рядом с Арбатом: начес, как у Гурченко, в то время, когда в моде были «бабетты», бантик в волосах – на грузинку стала похожа.
Саша все смеялся нужно мной.
Никакого фотографа не наняли. Снимала Сашина подруга детства, еще с Ростова. А по окончании заявила, что пленка засветилась.
Свадебных фотографий у меня нет.
«20 дней на счастье»
И были у нас три радостные семь дней. В 9 утра за мной приезжала машина, везла на съемки, вечером заезжал Саша, входили в магазин, брали еду, бутылку красного вина (Саша его весьма обожал), а вдруг у него было настроение, то и водки, ужинали, «чокались» кольцами – это Саша придумал, и всегда, в то время, когда стукал кольца приятель о приятеля, задавал вопросы: «Ты моя супруга?» – «Да». – «Ну-ну…» – и смеялся, словно бы это игра. Засиживались глубоко за полночь, пока я не засыпала, чуть ли не падая со стула, в 9 утра – подъем!
Как-то среди ночи разбудил меня: «Я стихи написал – слушай» А у меня состояние: подняли, но разбудить забыли, словно бы под наркозом. Просматривает, а я одно осознаю: в случае если на данный момент усну, он обидится; основное – досидеть до конца. Дослушала, ничего не осознав, тихо сказала: «Здорово!» – и мгновенно уснула, радостная, что у нас все прекрасно.
Саша реализовал помещение в коммуналке, но мы из нее не выехали, не смотря на то, что и приобрели квартиру на Сивцевом Вражке. В ней шел ремонт, до его финиша оставались считанные дни. Мы ежедневно грезили, как славно заживем в собственном новом доме. И еще я начала шить себе настоящее свадебное платье – на венчание.
Для Саши печать в паспорте мало означала, и он внес предложение венчаться.
Но ни переехать, ни повенчаться опоздали.
…3 декабря 1995 года Саша пришел с прогулки (он обожал перед завтраком прогуляться), сел за стол – и ему внезапно стало не хорошо. Позвала скорую – в кошмаре, что это третий инфаркт, последний… Доктора приехали, делали все, что в их силах, Саша их подгонял, кричал: «Ну, сделайте еще что-нибудь!» – а позже утратил сознание…
Жизнь длится
Сразу после его смерти в коммуналку потянулись люди, большое количество людей. Не задавая вопросы меня, обсуждали похороны, решали, что делать с оставшимся от Саши: «Это в том направлении отправится, это ко мне, в его комнате музей будет…» – «А куда его собаку кота и Зину Носика, бедных сироток, девать?» И кто-то: «Давайте мне Зину!»… Я вскипелна: хоть официально женой Саши была только 20 дней, но два года мы жили совместно, Носик и Зина – это моя семья, как их дать ?! И не дала.
Эти же люди стали говорить, что я Сашу силой на себе женила (чтобы стать Кайдановской, поскольку кто такая Пиварс, кто ее знает?), а позже свела в могилу… Что продолжительно не вызывала скорую, звонила своим приятелям и болтала, пока он умирал – большое количество грязи придумали!… Вышла статья – с фразой о надгробии, которое я поставила Саше: «В то время, когда настанет финиш света, нужно оказать помощь Мастеру выбраться из-под данной мраморной фигни!» А надгробие вовсе не мраморное: из редкого серого гранита; сделано по канону эмигрантского кладбища Сен-Женевьев-де-Буа в Париже – Саша в том месте был, позже говорил, желал, дабы его могиле такое было…
При жизни Саши к нему так и тянуло психически нездоровых людей: мол, он сталкер, гуру, не от мира этого… Да и по окончании смерти… Было тяжело растолковывать в «Ленкоме», из-за чего в театр стали звонить с криками: «Опоздал остыть труп Кайдановского, как ваша Пиварс вывезла все вещи! И по большому счету – она его убила!» И обычный человек в театре вспоминает: из-за чего такое как раз около нее и нужна ли театру Пиварс?
В первые два года по окончании Саши была в негромкой истерике – на громкую нервов не хватало. Желала одного: дабы рядом был кто-нибудь, согласный сказать со мной о Саше. А позже внезапно пошли провалы в памяти.
Вижусь с друзьями, они: «не забываешь, у вас тогда-то было то-то?» – «Нет»… Возможно, ему В том месте, наверху, больно за меня стало, он захотел, дабы и люди, и память меня в покое покинули.
Но ни память, ни люди не послушались. Сразу после смерти Саши был подан иск от имени его четырех детей (Даши, дочери от первого, еще ростовского брака, о которой я за два года кроме того не слышала; от Зои, дочки актрисы Евгении Симоновой; и от двух детей Наташи Кайдановской, усыновленных Сашей). В том месте юридическим языком было написано, что я не вела совместное хозяйство, терроризировала Сашу, преследовала… И вывод: он женился в невменяемом состоянии, брак нужно отменить, отнять у меня прав на наследство – а также на квартиру на Сивцевом Вражке…
Пять лет продолжалась судебная эпопея, по окончании которой я наконец-то смогла с ними расплатиться – выкупить собственный право на память о Саше…
В момент смерти Саши остановились часы на стене – время поделилось на «до него» и «по окончании». Он умер, но не от меня: я неоднократно ощущала его присутствие, двигались его вещи, портреты, им написанные – это видела не я одна…
В сутки смерти Саша заявил, что желает сына… Человек так устроен, что при любых событиях надеетсяна счастье. Возможно, это верно. Я замужем, сыну пять лет.
Но время не поменяло моих переживаний, оно их.
Сергей Амроян
