Явор гырдев: «предсмертное селфи — это психологический парадокс»
Явор Гырдев — узнаваемый театральный режиссер, создатель картины «Дзифт», взявшей в 2008 году приз за режиссуру на ММКФ и, что также принципиально важно, отобранной в Торонто — сравнительно не так давно закончил съемки второго фильма. Антиутопия называющиеся «Икария» поведает о телевизионном шоу, двенадцать участников которого борются за вечную судьбу.
Воздействие происходит в недалеком будущем, во второй половине 20-ых годов двадцатьпервого века. Медицинская корпорация, которой удалось удачно совершить испытания по пересадке людских голов на чужие тела, рекламируя собственные разработки, организует телешоу, в котором приглашаются принимать участие юные экстремалы. Правила несложны: проигравшие погибают и становятся донорами собственных тел, а победитель сам приобретает право на трансплантацию тела тогда, в то время, когда оно будет ему необходимо.
Так на острове планирует группа из двенадцати парней, и у каждого собственные обстоятельства рисковать судьбой.
Большинство съемок прошла летом этого года на Мальте, где нашли все нужные локации, а интерьерные и трюковые сцены доснимали в августе в Москве. На главные роли пригласили молодых актеров Ивана Янковского, Никиту Кукушкина, Александра Горчилина, Александру Ревенко, Марию Фомину и Полину Сидихину.
КиноПоиск побывал и в песчаном мальтийском карьере, где ребятам приходилось бегать в гидрокостюмах по сорокоградусной жаре (репортаж оттуда вы заметите в скором будущем), и в столичном павильоне, где подвешивали к потолку Ивана Янковского и Никиту Кукушкина. До тех пор пока они летали, мы поболтали с режиссером Явором Гырдевым о полетах, футурологии и эстетстве как оправдании потребления.
КиноПоиск на съемках фильма «Икария»
— С чего для вас началась работа над «Икарией?
— Все началось с телефонного звонка. Мне внесли предложение разрабатывать идею, которая меня заинтересовала. Проект именовался в противном случае и был совсем про второе, но пара месяцев спустя он стал «Икарией».
В течение этого года мы с драматургом Сергеем Калужановым писали сценарий, а с живописцем Владимиром Тодоровым, что трудится над голливудскими проектами, занимается дизайном персонажей и концептуальным дизайном, мы разрабатывали первые визуальные концепты.
— Неизменно весьма интересно, как это начинается начальная мысль, как она из нескольких строчков преобразовывается в сценарий. Как у вас это происходит?
— Мне нужна тема, которая для меня есть интеллектуальной и моральной провокацией. Я скоро теряю интерес к вещам, если они не хватает увлекательные и провокативные. В отечественной антиутопии мы разрабатываем тему бессмертия не в переносном, а в буквальном смысле.
Мысль бессмертия давным-давно существует в людской культуре, цивилизации, жизни, она постоянно привлекает к себе внимание благодаря собственной провокативности. Мне показалось захватывающей возможность представить, что в скором времени возможность бессмертия станет действительностью, и изучить последствия, каковые такая перемена спровоцирует в обществе.
Съемки фильма «Икария» / Фото: Максим Ли
— Как сложно рассуждать в формате «если бы», догадок, не действительности, а ближайшего будущего?
— Мы создавали «остраненную» действительность. (Шкловский так определяет прием «остранения»: «Не приближение значения к нашему пониманию, а создание особенного восприятия предмета, создание „ви?дения“ его, а не „узнавания“». При «остранении» вещь не именуется своим именем, а описывается как в первоначальный раз виденная.) Другими словами мы придумывали мнимый мир, стилизованный, но весьма похожий на настоящий.
Мир данный сперва обязан пройти в воображении на художественном уровне, а позже уже было необходимо его убедительно защищать, и это самая сложная часть. По причине того, что в случае если в кино имеется некая часть реализма, то ты, зная действительность, можешь с ней трудиться. В этом случае действительности нет, а имеется только некая мысль, и драматургу, режиссеру, живописцам нужно мнить, как эта мысль может воплотиться в мире лет через десять.
Наряду с этим нас интересует в первую очередь человек в будущем, а не бытовая фактура будущего. Это же фильм не про будущее, а про бессмертие. Исходя из этого было очень Примечательно, что тема отечественная попала в событийный контекст. Вы понимаете, что уже существует проект трансплантации людской головы. Говорят, первая операция пройдёт в 2017 году. Вот мы и вообразили, что лет через десять начнется индустриализация этого процесса, процесса донорства тел и, следовательно, трансплантации голов на чужие тела.
Из данной темы, которая на первый взгляд думается сугубо жанровой, эдаким зомби-муви, у нас и вырастает сюжет фильма. Лишь не в виде зомби-муви, а в виде психотерапевтического триллера.
— Вы давали актерам в качестве референса «Из автомобиля» Гарленда, другими словами мысль киборгов вам также занимательна.
— Это лишь атмосферный референс. Развитие ИИ остается за рамками отечественного сюжета. В соответствии с теории Рэймонда Курцвеля, что дал обоснование так называемой технологической сингулярности, лишь в 2045 году покажется возможность переносить человеческое сознание в машину, в робота. В отечественном фильме данный момент еще не наступил. У нас воздействие происходит во второй половине 20-ых годов двадцатьпервого века, спустя десятилетие по окончании первой успешной трансплантации головы.
влиятельные люди и Богатые заметили в пересадке головы возможность дождаться момента, в то время, когда бессмертие станет настоящим.
Кстати, вы понимаете, уже существует практика замораживания тел отечественных современников до тех лет, пока не будет открыта разработка вечной судьбе. Меня честно интересует эта гонка за бессмертием. Люди в отечественном сюжете еще не дождались момента, в то время, когда сознание возможно будет пересаживать в машину, и смогут не дожить до него, а пересадка головы дает еще некое количество дополнительных лет.
Кроме людей, гонящихся за бессмертием, имеется и те, кто страдает и испытывает недостаток в таковой операции. Но гонка за бессмертием не должна превратиться в каннибализм, в дикую охоту на чужие тела, исходя из этого операции как-то нужно легализовать.
Мы снимали не криминальный фильм про расцветающую подпольную торговлю телами, а драму про манипуляцию публичным мнением средствами реалити-игры. И тема трансплантации, само собой разумеется, разделяет общество, как и каждая нравственная задача, как, к примеру, вопрос эвтаназии.
И у нас в фильме имеется данный конфликт: одни утверждают, что в случае если донорство происходит по собственной воле и самостоятельно, то это гуманистический акт, что лишь приносит пользу вторым человечеству и людям, а другие фокусируются на опасности создания и индустриализации процесса очередного рынка биорабов. Это и имеется моральный конфликт в отечественном фильме.
Съемки фильма «Икария» / Фото: Максим Ли
— Однако ваши храбрецы участвуют в реалити-шоу. Из-за чего как раз таковой формат?
— Джон де Дескать, создатель реалити-формата «Громадной брат» и многих вторых популярных шоу, считает, что в случае если на данный момент заявит кастинг на проект, в котором выживет лишь один человек, а остальные участники погибнут, то от желающих попасть в том направлении не будет отбоя. Люди готовьсяпойти на это. И это думается мне весьма ужасным — необязательное обесценивание людской судьбе. Основной вопрос фильма: что заставляет человека рискнуть, дать собственную жизнь для участия в какой-то игре? И это не выдумка.
Выясняется, нарциссизм зрелой медийной эры достиг таких высот, что кроме того смерти и планка жизни есть преодолимой. Дабы засветиться на телевидении, дабы осуществить собственный акт перформанса, человек готов перешагнуть кроме того эту границу. Гордыня предсмертного селфи — это для меня огромнейший психотерапевтический парадокс.
— В шоу 12 участников. Получается, вы даете 12 ответов на вопрос о том, что заставляет человека рисковать судьбой для участия в телешоу.
— Да, нас тревожит, что это за дюжина, кто они такие. Не считая них существуют еще две пары — организаторы игры, Аглая и Казимир, и отечественные протагонисты София и Антон, каковые не планировали участвовать в шоу, но все-таки были на острове. Около этого драматургического каркаса мы и выстраивали сценарий, создавая картину мнимого общества, которое проявляет симптоматику общества современного.
— Фантастика — это неизменно риск, даже если вы рисуете ближайшее будущее. Весьма легко сделать это убого.
— Это не то дабы легко — это несложнее всего! Кино же не только говорит, но и показывает. Вещественная действительность есть осязаемой, и если она создаёт отторгающий эффект, то все не хорошо. Исходя из этого вопросы художественного последовательности, объектов, декорации, компьютерной графики — это вопросы жизни и смерти, и запрещено легко к этому относиться.
Это процесс, объединяющий упрочнения многих живописцев. Дабы сконструировать убедительную действительность, необходимо время, необходимо поразмыслить, нащупать землю, отыскать необходимый образ. Работа с живописцами Сергеем и Ириной Гражданкиной Австриевских, с графиком Андреем Стремоусовым, с аэродинамиками, медиками и футурологами, была продолжительной и разрешила уже на площадке заметить ту действительностью, которую мы продолжительно дистиллировали.
Съемки фильма «Икария» / Фото: Максим Ли
— На Мальте у вас были роскошные палатки, каковые выпускаются ограниченным тиражом?
— Да, были увлекательные палатки с надувным каркасом. Это выговор, серьёзная подробность. И таких подробностей в фильме много.
Любой элемент художественного последовательности обязан соответствовать вторым элементам либо создавать эффект «остранения», ту действительность, которая похожа на отечественную, но наряду с этим как словно бы параллельная.
— Это как приехать в другую страну, где все наподобие как знакомо, но наряду с этим мало не так?
— Да, это в то время, когда ты ощущаешь второй дух. А данный дух может состояться на визуальном уровне, лишь в случае если визуальный последовательность сумеет убедительно нарисовать такую реальность.
— Как структура рассказа в рассказе воздействует на визуальный последовательность?
— В фильме имеется второй уровень, телевизионная передача, другими словами я являюсь не только режиссером фильма, но и тем, кто снимает в фильме игру. Имеется объективная действительность отечественного фильма и субъективная действительность в данной объективной действительности. И мы сначала договорились с оператором, что, в то время, когда снимаем от имени персонажа Казимира, снимаем так, а в то время, когда снимаем мы как мы, то снимаем в противном случае.
Кроме того камеры мы именовали по-различному. «Малевич» — камеры отечественного антагониста по имени Казимир, что снимает собственный шоу и видит действительность с данной точки зрения. «Хартович» (по имени отечественного оператора-постановщика) — это уже камеры объективные. Они видят больше и попадают в действительность глубже, чем камеры Казимира. На площадке мы с оператором говорили этими условными заглавиями: «Сейчас кадр „Малевича“, а позже кадр „Хартовича“».
В случае если «Малевич», то в большинстве случаев это большой угол, съемки с дронов и кранов, каковые все время имитируют репортажную реалити-шоу-съемку, а вдруг «Хартович», то съемка действительности отечественными глазами. Эти камеры показывают больше, чем положено видеть зрителям шоу.
Съемки фильма «Икария» / Фото: Максим Ли
— Вы консультировались с футурологами. Что они вам поведали?
— Не только с футурологами, и вдобавок и с генетиками, медиками, авиаконструкторами — у нас же летательные аппараты. Кроме того существует всецело придуманный летательный аппарат, что имеется лишь в CGI. Это особый экранолет — по сути говоря, летающая телевизионная станция, через которую телешоу снимается и монтируется в режиме онлайн.
— А что нового вы определили о будущем?
— Футурологи утверждают, что весьма не так долго осталось ждать неких профессий, на данный момент до тех пор пока весьма популярных, уже не будет. К примеру, опытных водителей. Но это самое простое. Футурологи говорили нам про всю реальность.
Для меня это все-таки референтная информация. Эти подробности сами по себе имеют периферийное отношение к нашему фильму. Вправду, все автомобили и коптеры у нас в фильме уже беспилотные, но это малый подробность.
У нас нет для того чтобы количества бытовых подробностей наподобие того, какая у этого храбреца кастрюля. В этом смысле мы бы искали универсальную кастрюлю, чья форма существовала в прошлом, существует в настоящем и будет существовать в будущем. А также если она будет электронной, то все равно она остается кастрюлей.
Пример, само собой разумеется, не самый тождественный, потому, что в отечественном фильме нет никаких кастрюль, но, в то время, когда приходилось трудиться с конкретными предметами, мы настаивали на чистой форме, на универсальности дизайна, благодаря которой объект может являться историческим и футуристическим в один момент. Винтаж, что создаёт чувство вне временности.
К примеру, существуют современные автомобили, форма которых придумана в 1960-е годы, но наряду с этим в 2016-м не просто остается актуальной, но и употребляется для самых новых моделей. Вневременные вещи, каковые касаются не только отечественной сегодняшней действительности, но и прошлого и будущего. Осязаемая действительность в отечественном фильме создается подобными вещами.
— Вам, возможно, все это было весьма интересно с позиций разработок прежде всего?
— Скорее с точки зрения идей, каковые движут разработками, по причине того, что технологии не развиваются сами по себе, они неизменно что-то обслуживают. Обязана существовать мысль, которую они будут обслуживать. пригодность и Необходимость формируют разработке.
Съемки фильма «Икария» / Фото: Максим Ли
— Но общество не совсем самостоятельно моделирует собственные жажды. Это скорее навязанный рекламой образ судьбы. Другими словами жажды создаются искусственно.
— Тут вы правы, имеется такая тенденция, и это принцип развития культуры: все делается сложнее и комплекснее. Кто-то придумал в поздней римской эре несложную вещь, которая вправду нам нужна, но в двадцать первом веке из данной простой вещи дизайнеры уже сделали практически произведение искусства. Другими словами бокал постоянно существовал, но сейчас бокал уже не тот.
Несложная вещь, но уровень проработки совсем второй.
— Получается, возможно оправдывать эстетством нескончаемое потребление?
— Само потребление делается все более эстетским. Смотрите, я желаю выпить вина, но я не буду его выпивать из неправильного бокала, не смотря на то, что в действительности, дабы выпивать, мне кроме того не нужен бокал, а достаточно легко ладоней. Но культура не разрешает нам выпивать вино из ладоней.
Нам не нужен какой-то бокал, а нужен верный бокал. Без украшений и с несложной формой, но этот.
Авторы Елизавета Окулова, Виктория Раевская
