Мой сводный брат франкенштейн
«Мой сводный брат Франкенштейн» – храбрец отечественного времени
Валерий Тодоровский снял главной фильм переживаемого нами времени. По нему сохранившиеся потомки будут определять обстоятельства провала таковой налаженной и комфортной цивилизации – трагедии, постигшей человечество по окончании 11 сентября. Начавшись как личная а также забавная история, фильм выходит к вечному для России вопросу: что делать?
Но ответа не знает уже никто.
Кадр из фильма
Начну с конца – с восхищения мастерством создателей, уверенным и правильным в каждом ответе.
Прошли вступительные титры, в кадре Леонид Ярмольник в тапочках, над ним зависла Елена Яковлева. В воздухе гроза, и первая пощечина звенит уже на десятой секунде действия. Это интригует. Это значит забрать быка за рога. Напряжение – сначала, кроме того в эпизодах, где ничего не происходит, а люди разящими репликами. И не отпускает до конца, нарастая до максимального в кино предела, до ощущения тупика, где уже не может быть счастья.
Картина эта отличается от аморфного смотрива, которое у нас создают, совершенством формы. Ритма, не оставляющего зазора для скуки. Монтажа, где нет ни одного тормозящего кадра. Мерцания жанров, вольно перетекающих из комедии, практически водевиля, в катастрофу глобального значения. Тут воплощения и абсолютное единство замысла, формы и содержания, рационального – и того, что отыскано интуитивно, но точно.
Захватывающий актерский кураж замечательно уживается с твёрдой режиссурой, а безмятежный мир легко срывается в состояние войны.
Вот это последнее – и имеется тема картины «Мой сводный брат Франкенштейн». Она о хрупкости отечественного видимого благополучия, о узкой пленке, которая отделяет нас от трагедии и прорваться может в любой миг и в любой семье. Данный фильм подобен тому Ту-154, что буднично унес в небо полторы много мирных пассажиров и не возвратился. В том месте, возможно, стюардессы уже разносили кофе, а люди просматривали лакированный аэрофлотовский издание о прекрасной жизни.
Но через секунду узкая обшивка фюзеляжа прорвалась в пропасть, смерть и войну, напомнив стране, что от ада отделяют два сантиметра.
Простая столичная культурная семья. Он где-то подрабатывает, она водит по элитным новостройкам клиентов-толстосумов, детишки ходят в школу, причем девочке давали слово приобрести собаку, – рутина простой судьбе. Война идет на большом растоянии и в данной жизни присутствует лишь в новостях, от которых хочется отвернуться, не наблюдать, сунуть голову в песок.
Не смотря на то, что бомбы падают все ближе.
И вот эхо войны материализовалось в лице существа без возраста, глаза и развитого речевого аппарата – так воспринимается в столице данный юноша из глуши, утративший на войне здоровье, половину зрения и все душевное равновесие. Данный необычный Павлик к тому же выясняется незаконнорождённым сыном отца успешного семейства – плодом какого-либо забытого греха.
Но гордость за ни при каких обстоятельствах не виденного отца он пронес через войну и детство, куда угодил прямо из мальчишества, так и застряв в юные годы окончательно. Все, что он сейчас может, – контролировать местность на наличие «духов» и защищать новообретенную семью от бесчисленных опасностей, подстерегающих на войне человека.
Ему непонятны интеллигентские рассуждения по поводу прав равенства и человека народов, по причине того, что война его приучила: в случае если у движущегося объекта волосы темнее, а кожа смуглее, – он неприятель. Завидев на рынке торговца арбузами со привычным до аллергии выговором, он, конечно, предпринимает упредительные меры.
Это заразно. Это быстро расползается. Павлик – крайнее выражение состояния нынешнего общества, неспособного обезопасисть собственную мирную судьбу легко вследствие того что обе стороны ощущают тупик и свою неправоту, в который себя загнали. И мент, что с почетом отпускает развоевавшегося Павлика, сообщит уважительно и весьма типично: «Бить их нужно, бить!».
И добавит с привычной по теледебатам демагогией: «Лишь по закону».
Столичный молодняк этого Павлика по большому счету держит за Франкенштейна: прикольно! Бродит по чердакам в отыскивании духов, ходит по карнизам, как лунатик, контролируя соседей, и у него один, но совиный, как будто бы окончательно остановившийся глаз. Павликом возможно позабавиться, а надоест – возможно его отключить, как телевизор.
А не осознает – избить, чтобы ушел.
Правильнее всех ощущает непоправимость беды девочка. Она все время плачет: собаку ей сейчас точно не приобретут!
Параллельные миры. В них кроме того язык различный. В одном тупой тусовочный треп. В другом слово – золото, им возможно унять боль. В клинике, где врачуют ушибленных войной, Павлик лучше докторов осознаёт состояние для того чтобы же травмированного воина: на него стенки давит, держись, браток, все в норме, на данный момент пройдет!
И проходит – стенки отступает, воину возможно жить дальше. В этом фильме что ни сцена – то быт и в один момент метафора, символ времени и «всемирный души».
О «всемирный душе» – это я не просто так. В картине узнается любой факт, но ни один не списан с документов конкретной войны. Чеченская Республика – часть мирового сумасшествия, и фильм столько же о России, сколько о утратившей покой Америке, доведенном до точки Ираке либо плачущей по убитым заложникам Англии.
Он о контуженном войной человеке, о контуженной стране и контуженном мире, существующем сейчас под лозунгом «Ястребы всех мастей, объединяйтесь!». Он о ситуации тотального сумасшествия, из которой ни на первый, ни на второй взор нет выхода. Возможность третьего взора покинем для оптимизма, не смотря на то, что фильм для того чтобы шанса не дает.
Авторы заставляют собственных храбрецов идти на отчаянные шаги, дабы предохранить от общего морока хотя бы маленький, как свет от торшера, круг приватной судьбе. Устав бороться с Франкенштейном, папа семейства везет его подальше от города и бросает на дороге, как собаку, которую негде держать, – с глаз долой. Но от Франкенштейнов, уже поселившихся в каждой душе, так не избавиться.
Мания преследования, которая обуревает сейчас души миллионов, – не только синдром, предмет для психиатров. Это смутное чувство вины, по причине того, что все ощущают неправедность происходящего. Франкенштейн Павлик роняет фразу, в которой вся эта война, ее будущее и настоящее. В то время, когда, загнав собственный новое семейство в ловушку, он отстреливается от мнимого неприятеля, ставя под удар детей, он растолковывает собственную решимость легко: «Для меня в том месте детей не было – для них нет тут».
Он смутно ощущает неправедность свершенного и осознаёт: воздействие рождает противодействие. В нем ворочается совесть, он бежит от мщения. Таковой человек сейчас в состоянии войны со всеми, включая самого себя.
Он публично страшен. И финал картины закономерен, он не мог быть иным. От пропасти хэппи-эндом не укрыться.
По причине того, что публично страшный «он» – это мы.
В роли Павлика артист театра имени Маяковского Даниил Спиваковский. Его новые «родители» – Леонид Ярмольник и Елена Яковлева. Маленькую, но емкую, с серьёзным подвохом, роль его однополчанина Тимура Курбатовича грандиозно сыграл Сергей Гармаш. Сценарий написал Геннадий Островский. Фильм стал лауреатом премии ФИПРЕССИ на Интернациональном фестивале в Карловых Варах, Гран-при, приз Гильдии кинокритиков и спецприз актерскому ансамблю на «Кинотавре». на следующий день он выходит на экраны.
Наблюдать его необходимо каждому.
