На верхней масловке

Нам продемонстрировали презент Алисе Фрейндлих к ее юбилею, в один момент первый российский фильм будущего года, одновременно очередной российский фильм, что ни при каких обстоятельствах не отправится в широком прокате, по причине того, что никто добровольно не станет его наблюдать. Лучше бы режиссер Константин Худяков («Успех»), сценаристка Дина Рубина («В то время, когда же отправится снег») и продюсер Владилен Арсеньев («Баязет») отдали красивой юбилярше целый бюджет этого произведения на радостную старость, а сами бы занялись собственными делами. Рубиной совершенно верно уж имеется чем заняться, писательница она хорошая, из чего вовсе не нужно, что сценарий хороший.

Кадр из фильмаНа верхней масловке

Фильм «На Верхней Масловке» – из того стопудового отстоя, что образовывает львиную долю отечественного кино. Критика реагирует или на махровую попсу («Ночной дозор» (2004), «Персональный номер» (2004)), или на таланты-самородки («Мирная судьба» (2004), «Четыре» (2004)), но в сумме это не больше 4-5 фильмов в год. Об отстое никто не пишет, а его еще 45. Но, в общем, чего повторяться, в случае если написанное, допустим 4-5 лет назад, справедливо поныне.

В еще существовавшей «Неспециализированной газете» сама, помнится, рассуждала. Самая проституированная из всех интеллигенций, советская «творческая интеллигенция» так и не переварила то, что начало происходить двадцать лет назад. Сейчас не переварила ни «перестройку с гласностью», ни распад СССР, ни войны, ни Вовочку – ничего по большому счету.

Она, по работе обязанная осознавать все лучше вторых, уже двадцать лет не осознаёт, что происходит. Так так как нечем – у нее не только сознание коррумпировано, подсознание также. И вот эти «советские творцы» годами сходят с ума – любой в меру поражения мозга.

Кто на «слава СССР», кто на «залить чеченцев напалмом», кто на «народности и православии». Лишь, в отличие от клиентов дурдома, каковые по палатам, поражение их мозгов демонстрируется публично. «На Верхней Масловке», к примеру, выдает такие заключения, как аутизм, клептомания и реченедержание.

Кадр из фильма

Практически столетняя скульпторша (Фрейндлих) доживает собственный век в огромной захламленной мастерской. Иногородний внук, объявившийся пара лет назад (Евгений Миронов), с неприязнью заботится за ней. Бедный живописец (Евгений Князев) с трепетом пишет ее портрет.

Скучающая супруга живописца (Алена Бабенко) с любопытством смотрит за склоками внучонка и бабушки, никак не в состоянии решить, соблазнять его либо не соблазнять. Это все. Полных два часа бесед, перебитых только парой заставок, как когда-то до революции еще молоденькая скульпторша (Екатерина Гусева) лепила в той же мастерской собственные первые шедевры. Воздействие происходит в пресловутом 1985 году.

Все оно складывается из предсмертной попытки старая женщина прописать несчастного внука, дабы он не остался бесприютным, и его окончательного отказа от столичной прописки. Последействие призвано разрешить понять публике, что старая женщина была влюбленная и живая, а все, кто остался – мертвые, по причине того, что опасаются судьбе.

Возможнее всего, в повести-источнике у Дины Рубиной что-то такое было. На экране продемонстрировано совсем-совсем второе. Фрейндлих, совсем безупречно делающая «старушечий» этюд: пластически, мимически, интонационно. Пять с плюсом на занятиях по актерскому мастерству, довольно много она подсмотрела у глубоких старая женщина, а сама так как еще – увлекательная дама.

Евгений Миронов с очередным «несчастненьким» этюдом да Алена Бабенко с этюдом про «поиски любви». На фоне Фрейндлих они пожиже, но также терпимо. Но любой собственные этюды до самого финиша играется словно бы в стеклянной клетке, и никакой «неприязни», «любопытства», «трепета» либо «соблазна», не говоря уж тайной «влюбленности», на экране в помине нет.

Ни мизансценически, ни монтажно, ни в звукозрительном контрапункте никаких взаимоотношений на экране не появляется – напротив, любая лишняя продолжающаяся секунда фактически в каждом кадре разоблачает театр, где все вынуждены быть партнерами, не смотря на то, что ими не являются, и это неприятность режиссуры. Это неприятность Константина Худякова 2005 года, а вовсе не каких-то персонажей 85-го.

Кадр из фильма

Режиссер сейчас скрывается в 1985 году, поскольку вот уже двадцать лет совсем ничего не ощущает, не обожает, не ненавидит, не трепещет. Он жизни опасается в тысячу раза больше персонажей, но, дабы не сознаваться в собственном аутизме, кроме актеров, скрывается за постоянным упоминанием, как тогда все было дешево, какие конкретно были авоськи, прически, ветхие холодильники «ЗИЛ-Москва», но как и тогда таланту не хватало жене на колготки. Вот что страшно для Худякова: талант обижают, не платят.

Кроме старательного жевания либо шамканья Фрейндлих детально продемонстрировано громадное, пустынное, несоразмерное с ее скрюченной фигуркой помещение с маловыразительными скульптурами. Вот что страшно: талант не раскрыт. А чтобы мало не показалось визуальной «высокодуховности», она всегда дублируется закадровой музыкой и текстом. Это самое ужасное.

Музыка – как в «Кубанских казаках» в момент финальной погони Гордея Гордеича за Галиной Ермолаевной, а текст – нескончаемые монологи «на сцене» с периодическими репликами «в сторону». Дабы так «полным ответом», читая, растолковывать мужу, что от его духовности нет денег на колготки, сидя наряду с этим на корточках в коридоре, жене живописца нужно было сходу появиться дауном. Если он на таком дауне женился, значит, по большому счету кино – про дураков.

Значит, это должна быть комедия, а что ж тогда всю дорогу несмешно?

Кадр из фильма

Насильно собрав совместно различных хороших актеров и ни на секунду не умолкая про «жизнь и искусство», про «смерть и любовь», про «силу и жертвенность» и т.п., Худяков по большому счету ничего не знает про то, что стоит за словами. Другими словами как как раз люди живут между собой, в то время, когда делают работу. Как и чем они друг друга радуют, в то время, когда старость и нищета. какое количество места в их жизни занимает прописка как что-то само собой разумеющееся, сколько – хохот.

Режиссер, претендующий на «высокое», считает, что для «высоты» достаточно иногда упоминать в беседах Сутина либо Судейкина как собственных родных привычных с пикантными подробностями. Достаточно выучить наизусть «наррацию» с «иррелевантностью» и всегда заменять ими «рассказ» с «несоответствием». Достаточно насупленных бровей вкупе с дырявыми носками.

Он кроме того не подозревает, что душевное здоровье на данный момент либо двадцать, либо сто лет назад – это заштопать носки, промолчать, в то время, когда сообщить нечего, не считая заученных пошлостей, и смеятьсянад дураками, каковые до сих пор считаюм, что цена мастерства – успех. Ну, так это лечится, вместо того дабы тратить чужие деньги на собственную душевную заболевание. какое количество возможно?

На Верхней Масловке 2004


Темы которые будут Вам интересны:

Читайте также: