Нежный возраст
Сергей Соловьев, когда-то запечатлевший в собственных картинах парней 70-х («Сто дней по окончании детства», «Спасатель») и 80-х («Асса»), тряхнул стариной и снял фильм «Ласковый возраст» о молодом человеке 90-х, забрав в проводники по новому молодежному миру собственного сына. Для «Ассы» эта прививка нового мироощущения, шедшая от 25-летнего сценариста Сергея Ливнева, появилась в целом органичной, не смотря на то, что режиссеру и досталось от рокеров, каковые сочли, что ресторанный лабух Бананан не имеет права представительствовать от лица их субкультуры.
В «Ласковом возрасте», говоря языком Мичурина, случилось отторжение привоя от подвоя. Фильм распадается на части, причем вовсе не те, каковые режиссер заботливо пронумеровал и снабдил титрами. Первая из них является случаями « из судьбы», каковые главный герой Иван Громов говорит военному психиатру по окончании контузии на войне в Чечне.
Вторую, от выписки из военного госпиталя до воссоединения с любимой, говорит закадровый голос храбреца из неясно какого именно времени. Но это еще не все – в оба рассказа иногда вклинивается закадровый голос Автора (в исполнении самого Сергея Соловьева), излагающий жизнь храбреца в третьем лице.
Смена голоса ничем не мотивирована, а объективированное авторское повествование не стыкуется с исповедальным тоном обоих рассказов от первого лица и противоестественно само по себе — так, как не редкость неестествен Родительский (в психоаналитическом смысле) голос применительно к Ребенку. В то время, когда с этими неприятными «папиными» интонациями говорит в фильме Валентин Гафт, у которого во всех киноролях последнего времени (в «Сироте казанской», «Сне белой собаки» и «Доме для богатых») фальшь, свойственная персонажу, сливается с фальшью выполнения, это еще туда-сюда, потому, что компрометирует лишь храбреца, но фальшивый Создатель компрометирует всю картину.
Безо всякой потребности отбирая у храбреца слово, Создатель проявляет чрезмерную доверчивость к его собственным рассказам, воспроизводя их без расстояния. Такова, например, вся сцена с химичкой, которую прямо на демонстрационном столе соблазняет ученик. Данный эпизод, якобы подсмотренный храбрецом – обычное школьное сортирное хваствовство — или собственными вымышленными мужскими качествами, или столь же мнимыми подвигами старшего друга.
Что для подросткового воображения возможно героичнее, чем трахнуть училку в ее кабинете? Персонажу фильма, само собой разумеется, вольно лгать какое количество вздумается, но Автору не мешало бы стилистически отличать брехню и фантазмы от действительности.
Джентльменский комплект кинематографических штампов и реалий новой эры —коммерческие киоски, эротические купания, злокозненные чеченцы, зеленые доллары США, новые русские, коррумпированные менты и растерянные совки – в картине имеется, но режиссерское положение Сергея Соловьева в ней незавидно. Визуальный последовательность фильма, бесплатно что снят красивым оператором Павлом Лебешевым, говорит о том, что постановщик потерял личный повествовательный стиль, характерный всем его «юношеским» лентам, и не отыскал стиль, тождественный рассказам собственного сына.
Межкадровые внутрикадровые стрелки и титры – не более, чем робкие виньетки. Дмитрий же Соловьев застрял на половине пути между прошлым романтическим стилем отца и стебом, свойственным представителям следующих поколений наподобие Охлобыстина и Качанова.
Байки Ивана Громова, поведанные языком и голосом Ивана Охлобыстина и проиллюстрированные его втором Романом Качановым, были бы намного органичнее, чем в исполнении сына и отца Соловьевых, уже вследствие того что комплект этих баек не претендовал бы ни на целокупность, ни на «правду судьбы». Будучи половинчатой, картина малокровна, что особенно заметно в военных и амурных эпизодах.
Ну, запрещено по окончании Озерова, Копполы, Стоуна, Спилберга, Жан-Жака Анно и военной хроники второй половины ХХ века так снимать войну, как это сделано в «Ласковом возрасте», как нельзя брать статистов на главные роли – мало кто начнёт сопереживать людям, неспособным сыграть ни амурное настроение, ни перемещение амурных эмоций. Из всех исполнителей по настоящему хороши в картине лишь Сергей Гармаш, и лишь в школьных сценах, где гротескность игры совершенно верно соответствует сценическому заданию, да дрессированная мартышка. Был бы на своем месте и Николай Чиндяйкин в роли психиатра, но ему мешает межеумочность предложенных событий, в которых нет ни достаточного реализма, ни достаточной условности.
Видно, что-то противоестественное имеется во всех аналогичных дуэтах, где папа с сыном пробуют петь совместно – хоть в унисон, хоть в два голоса. Творческий инцест, как и настоящее кровосмешение, чреват немощными плодами. дети и Отцы должны или сражаться, или сидеть по различным углам, а не изображать единство поколений.
Дюма-старший и Дюма-младший совместных романов не писали, а все успешные примеры родственно-творческих альянсов ограничиваются братьями — от Гонкуров до Коэнов и Вайнеров. Потому что между сыном и отцом падает тень Эдипа, а без единства Автора нет художественного произведения, а имеется только объектный документ эры.