Пионеры восходящего солнца, статья анны старобинец
Михаил его соавтор и Шприц пара лет заботились за неприступными японскими аниматорами, перед тем как те поверили, что явившиеся с того света пионеры-храбрецы в полной мере смогут стать персонажами фантастического аниме. Премьера мультипликационного фильма «Первый отряд» обещана в России и японии уже в текущем году. Но в случае если японские зрители готовы воспринять иноземных призраков в красных галстуках легко как сказочных храбрецов, реакция отечественной публики менее предсказуема. Авторов «Первого отряда» с равным успехом смогут счесть патриотами-культуртрегерами либо обвинить в посягательстве на святыни
Мелькают мультипликационные кадры: фашистские самолеты, дымящиеся развалины, летящие с неба бомбы, рыдающая над трупом старуха, разбухающая на целый экран свастика, наплывающие на нее молот и серп, коммунистический танк, Красная площадь, чей-то глаз, сощуренный и недобрый… За кадром — бодренький трип-хоп, после этого вступает проникновенный, по-советски медлительный баритон: «Говорит Москва. Сводка командования Красной армии…» Баритон тонет в задорном гудении пионерского горна.
А вот и пионеры выстроились на утренней линейке. У девочки, что стоит в первых рядах, узкие ноги-тростинки, курносый кукольный шнобель, круглое невинное личико и огромные, в пол круглого личика, глаза. Такая органично смотрелась бы в каком-нибудь мультипликационном фильме Миядзаки, среди японских призраков, говорящих котов и колдуний, да лишь кто ее разрешит войти к японским колдуньям, в пионерском-то галстуке.
«1942 год. Российская Федерация — единственная страна, которой удается противостоять нашествию нацистских захватчиков. Параллельно с военными действиями между регулярными армиями разворачивается скрытая от непосвященных ожесточённая война двух тайных оккультных работ, двух особых военных ведомств: германского “Аненербе” и русского 6?го отдела разведки.
На оружии этих подразделений не самолёты и танки, а законы волшебства и магии. Старое заклинание разрешает волшебникам “Аненербе” позвать из царства мертвых дух великого магистра ордена Меча крестоносца барона фон Вольфа, павшего 700 лет назад в ходе Ледового побоища. Фон Вольф соглашается учавствовать в войне за мировое господство на стороне Фашисткой германии.
Глава 6?го отдела разведки генерал Белов решает подключить к операции по противодействию одного из собственных самых одаренных агентов — 14?летнюю девочку Надю. Под флаги барона планирует армия демонов — злобных жителей загробного мира. Надя решает позвать из потустороннего мира собственных погибших друзей — пионеров-храбрецов, казненных нацистами в самом начале войны…»
Кадры — из трейлера к русско-японскому мультику-аниме «Первый отряд». Текст — фрагмент из рекламного буклета к нему же. Продукцию, анонсирующую восстание пионеров-храбрецов из мертвых, направляться принимать лишь и как раз в этом порядке: сперва «картину» — прекрасную, стильную, не отвести глаз — и лишь позже сопроводительный текст: по окончании блестящего ролика он не покажется таким уж нечеловеческим бредом.
«Первый отряд», мультфильм про Великую Отечественную и пионеров-храбрецов, придуманный и спродюсированный двумя русскими и нарисованный сотней японцев на токийской анимационной Studio 4°C, обещает стать самым прекрасным, увлекательным и неоднозначным проектом наступившего года.
Эскизы к мультипликационному фильму «Первый отряд» не сходу оказались такими: японские живописцы сначала не хорошо себе воображали, как выглядит русский лес, русский русский и ребёнок воинов
— Белым они не доверяют. А мы для них белые. Не русские, а легко белые, гайдзины. Русские у них по большому счету не регистрируются. Чтобы выяснить отличие между немцем и русским, японцу необходимо иметь высшее образование.
А лучше кроме того два… Хорошее саке в Японии, кстати, не греют, — белый человек Миша с простой гайдзинской фамилией Шприц придирчиво ощупывает мелкий стаканчик с дорогой рисовой водкой, опрометчиво разогретой сотрудниками японского ресторана в центре Москвы практически до точки кипения, и выпивает залпом. — Греют лишь недорогое саке. Так вот, японцы — они дико провинциальны и консервативны.
Из глубочайшего средневековья японское экономическое чудо катапультировало данный народ в самый центр современности, но аграрное сознание никуда так как не делось. А то, чего крестьянин не знает, он, как мы знаем, не ест. Так что своим они доверяют, а чужаков опасаются. Что уж сказать о японских аниматорах, трудящихся в собственном, своеобразном жанре. У нас с соавтором годы ушли на то, дабы убедить их, что мы вменяемы и с нами возможно иметь дело.
В Японии имеется семь ведущих студий анимации — наровне с сотнями вторых, второразрядных. Мы послали сценарий и наши наброски на все семь. Большая часть нас.
А глава одной студии, которую мы так же, как и прежде высоко оцениваем, отозвался так: «Dear Misha san and Alyosha san. We do not this project». Глагол отсутствовал… Мне, прошу вас, хоттате яки и сашими с тунцом.
Авторы сценария «Первого отряда» Миша Шприц-Алеша и сан Климов-сан получали образование столичной школе, а высшее — художественное — образование в начале 90?х отправились приобретать в Европу. Алеша-сан осел в Германии, Миша же сан, поучившись архитектуре в Вене и окончив Мюнхенскую академию художеств, уехал в США, где занялся новаторской по тем временам «информационной архитектурой» (грубо говоря, разработкой и компьютерным дизайном сложных интерфейсов), обзавелся всеми нужными — дом-подруга-машина-собака-американский паспорт-высокая заработная плат — атрибутами радостной нью-йоркской жизни, но в 2004?м все кинул, возвратился в Москву и принялся искать деньги на осуществление их с Лешей-саном безумной выдумки называющиеся «Первый отряд».
И отыскал. Имя хорошего самаритянина-спонсора не именуется, но доброты его выяснилось достаточно, дабы освоить одну из наибольших японских анимационных студий, создать полнометражное аниме высшего качества и сейчас готовить одновременный его выход на экраны в японии и России.
— Японский режиссер аниме — это бог и царь, его распоряжения не обсуждаются. А форма аниме — полный божественный канон. Так что отечественные попытки — как продюсеров и сценаристов — как-то корректировать работу режиссера на студии «Четыре градуса», с которой мы в итоге договорились, приводили к полнейшему недоумению.
Три режиссера сменились на проекте, перед тем как мы встретили Ёсихару Асино, что был открыт к замечаниям и нашим предложениям.
— А какие конкретно у вас были замечания? «Нарисуйте пионерам глаза мельче»?
— Да, было и такое. Либо вот еще — манпу. Это таковой терминус текникус: в то время, когда в аниме и комиксах манга какие-то эмоции начинают внезапно весьма схематично отображаться на лице персонажа. То имеется неожиданно глаза у него становятся совсем круглыми, все лицо искажается — не смотря на то, что до этого он был нарисован в полной мере реалистично.
Это символизирует некую травматическую обстановку, в которую попал персонаж, сильные чувства.
— Какие конкретно эмоции? Ужас?
— Чаще стыд. Утрата лица пугает японца больше всего, исходя из этого она должна быть отражена в весьма драматическом ключе. Нам было нужно практически покадрово вычищать манпу из визуального последовательности.
Для японского зрителя таковой уровень условности в полной мере привычен — западный же зритель, в частности русский, полностью к нему не готов.
— К чему он еще не готов?
— К примеру, к вежливости. Японцы на этом помешаны. В случае если у нас имеется сцена, в которой мальчик дарит девочке презент, они автоматом вставляют в мультфильм долгую церемонную благодарственную обращение, которую она произносит в ответ.
Мы никак не имели возможность убедить их, что у нас 14?летние дети так себя не ведут… Помимо этого, ни Ёсихару-сан, ни его предшественники по большому счету никакого представления не имели о том, как тут все выглядит. Мы им слали целые тома детальных спецификаций: под каким углом торчат в русской деревне фонарные столбы, какой процент деревенской улицы занят лужами, спецификации на ворону, спецификации на березу — и все равно они рисовали в лучшем случае деревню американских колонистов. Мы растолковывали им, что заборы должны быть кособокими — они в ответ удивлялись: «Из-за чего бы не сделать доски параллельно, как это не редкость в жизни?»
— И как же вы в итоге решили эту проблему?
— В итоге Асино-сан приехал в Россию, дабы посмотреть на натуру. Ему под пятьдесят, он маститый режиссер, но это первенствовалв его жизни визит в неазиатскую страну. Под чудовищно низким декабрьским небом мы отправились на натурные съемки в Абрамцево.
А Асино-сан — он вообще-то фанат хеви-металла, целый таковой волосатый, на пальцах кольца с черепами и другое — именно фотографировал деревенский дом, в то время, когда из предзакатной мглы материализовалась старая женщина в косынке и резиновых сапогах, вытащила из кармана мобильник и начала звонить в милицию: дескать, шатаются тут всякие. В неспециализированном, мы поразмыслили, что местная ментовка Асино-сан для понимания русских реалий не нужна, и прыгнули обратно в машину.
И вот едем мы по Ярославскому шоссе обратно, пробка, столичная серость, и Асино-сан культурно так говорит: «Простите, прошу вас, у меня один вопрос. Сообщите, а вот в то время, когда лето, то, фактически, на деревьях распускаются листья?» Я ему отвечаю: «Да, само собой разумеется. Распускаются зеленые листочки. И цветы.
Солнце везде. Тепло. Прекрасные дамы в белых платьях ходят по улицам, а импозантные мужчины говорят им комплименты из окон собственных лимузинов». Асино-сан мало помолчал, а позже говорит: «Ясно. В неспециализированном, не распускается ничего». Да, а еще Асино-сан сохранил пакет из-под скисшего молока, которое он купил в магазине «Азбука вкуса».
Как и большая часть японцев, он мало фетишист. В Японии совсем нормально быть поклонником какого-нибудь баночного супа, на пример. Кроме того не поклонником — последователем.
То имеется просматривать все статьи про данный суп, наблюдать сайт про него, писать про него в блогах. С социальным статусом такое поведение никак не связано: последователем супа в полной мере возможно учитель университета — дело тут в синтоистском сознании.
В случае если рассуждать в таких категориях, живописца, продюсера и сценариста Мишу Шприца направляться отнести к последователям и поклонникам ластиков. В его столичной квартире их пара десятков — различных форм, размеров и цветов. Имеется кроме того ластик, всецело имитирующий японский бульонный кубик… Ластики занимают несколько подвесных полок.
Практически все остальные полки в доме заняты фильмами и книгами — исключение составляют полки холодильника: с них Миша Шприц добывает и нерешительно предлагает мне к чаю каких-то скрюченных нездешних тварей, упакованных к пластиковые фастфудовские коробочки.
— Дело в политеизме. Проявление божественности японец может найти везде, — Шприц с сомнением заглядывает в безглазое лицо деликатеса и отправляет его в рот. — Фактически, на данный синтоистский подход мы и рассчитывали, в то время, когда предлагали японцам сделать мультфильм про советских пионеров-храбрецов.
— Как синтоизм связан с советскими пионерами-храбрецами?!
— Весьма легко. Каноника как явление сейчас сохранилась лишь в синтоистской культуре. А до этого существовала еще и в тоталитарном культурном пространстве. Мы с соавтором захотели, дабы эти две каноники осознали друг друга. История про пионера-храбреца может восприниматься — с точки зрения формы — и как канон тоталитарный, и как канон языческий.
Так как идеализация в рамках тоталитарного пространства шла по языческой схеме. Фактически каждому явлению мог быть присвоен показатель божественного, трансцендентное свойство. Пионеры-храбрецы — это такие тотемы, божки.
В случае если монотеистическое сознание этически целостно, в монотеистической культуре все исходит из единого источника полного хороша, языческое сознание таковой целостностью не отличается. Эти божки смогут исходить из какого-либо собственного хороша, и в результате в их совокупности сдать папу — подвиг, а не предательство…
Для скрещивания тоталитаризма с синтоизмом, пионеров с языческими божками и выведения межкультурных гибридов Шприц Миша — совершенный селекционер. Он и сам мало гибрид либо, что именуется, глобал рашн — достаточно новая для России порода человека, ни в одной культуре не укорененного до финиша, но легко укорененного сходу во многих культурах; поверхностно, но обширно эрудированного; говорящего на нескольких языках; свободного в собственных перемещениях и суждениях по земному шару.
Шприц чувствует себя комфортно везде: в нью-йоркском многотысячном офисе он будет увлеченно придумывать интерфейс для сайта компании Delta Airlines, в австрийском альпийской саду — не меньше увлеченно обсуждать творческие замыслы с соавтором, на токийской анимационной студии — придирчиво измерять размер глаз пионеров-храбрецов, в холодной столичной кухне — вести интеллигентские беседы о последствиях кризиса, отношениях с Грузией и будущем РФ. Зарубежную фамилию он запишет в блокнот латиницей.
Зимнюю резину приобретёт на авторынке. В японском ресторане Seiji на Комсомольском проспекте закажет саке и суши, во вьетнамской «Ароматной реке» — блинчики «нем» и водку «Новый рис», в «Жан-Жаке» на Никитском проспекте — красное сухое и салат «Цезарь», в клубе «Маяк» — виски, в ностальгирующей по дачно-советскому уюту «Мариванне» — водку с соленьями. И везде будет смотреться в полной мере органично.
Разумеется, что именно таковой глобал рашн лучше, чем легко рашн, сможет эксплуатировать советские мифы, скрещивать их и сталкивать лбами с мифами инородными в неспециализированном для всех современных культур пространстве поп-культуры — четвертом измерении отечественной цивилизации. И, как ни пафосно это звучит, «Первый отряд» — это первый опыт для того чтобы рода столкновения.
Нет, чисто технологически ничего нового его соавтор и Шприц не делают: в поп-культурном измерении самурайв далеком прошлом уже трансформировался в негра с дредами (наблюдай «Собаку-призрака» Джима Джармуша), а храбрецы американских комиксов освоили самурайские мечи. Из-за чего бы и пионерке Наде не обзавестись громадными глазами и маниакальной японской вежливостью? Фактически, «новое» тут — сама Надя.
С советскими мифологемами уже экспериментировали отечественные авторы, тот же Пепперштейн, но ни при каких обстоятельствах еще они не предлагались в качестве вклада в неспециализированную интернациональную поп-культурную копилку. До сих пор Российская Федерация все больше поставляла на Запад мифологемы дореволюционные: князя Мышкина и Анну Каренину, страдания и психологизм. Мифологемы советские оставались невостребованными.
Михаил Алексей и Шприц Климов в первый раз решили пересадить их в чужую землю, сделать элементами чужого массового жанра.
— Обожаю «Мифогенную любовь каст» Пепперштейна, — говорит Шприц. — Но в данном случае Пепперштейн в случае если и оказал влияние на нас, то косвенно. Он по большому счету фокусируется на элитарном, «высоком» мастерстве. Мы же действуем инструментами популярной культуры.
— А в случае со Второй мировой войны и советскими пионерами такие инструменты разве уместны? Не опасаетесь народного бешенства?
Опыт и впрямь храбрый. Храбрецы американских комиксов, переселяющиеся в японское аниме, разнесены с настоящей американской историей, с ее болью и кровью. Отечественные же пионеры-храбрецы при всей их мифологичности накрепко срослись с историей страны.
Падение жанра с их участием, к тому же на фоне нарисованной японцами Второй мировой войны, многими возможно воспринято как надругательство и глумление над святыней. Не говоря уж о том, что традиция применения мультипликационной формы в качестве упаковки для в полной мере важных тем в России пока не прижилась.
Достаточно отыскать в памяти скандалы, которые связаны с контентом канала «Два раза два»: для большей части отечественной аудитории мультфильм — это что-то такое комфортное, домашнее, детское. Совмещение половых извращений и мультфильма/религиозных неприятностей/политики думается ненормальным и неприличным.
Это какие-нибудь американские Симпсоны в полной мере смогут обсудить в какой-нибудь из серий войну в Ираке, и пацифистский мультфильм про арабо-израильский конфликт может стать фаворитом интернациональных фестивалей. А как бы смотрелся на «Кинотавре» мультфильм про Чечню? И как воспримет анимешную Вторую мировую дедушка-ветеран, которого благодарные внуки отведут на премьеру мультипликационного фильма «Первый отряд»?
— Что нехорошего в применении инструментария поп-культуры? — удивляется Миша Шприц.
— В принципе — ничего. Но достаточная ли временная расстояние отделяет российского зрителя от данной войны, дабы он имел возможность безболезненно воспринять ее как условность, оценить ее в контексте фантастического японского аниме?
— И у меня, и у Леши на данной войне вести войну деды. Мы не легко относимся к случившемуся, но нам думается, что пафос, который связан с случившимся, в полной мере возможно воплотить в самые различные художественные формы. А как, фактически, возможно сформулирована зрительская претензия к нам?
— Да весьма легко: «Из-за чего вы обрисовываете такие великие события таким низким языком?»
— Низких языков нет, скажем мы. Язык поп-культуры, добавим мы, самый подходящий для описания великих подвигов, это воистину народный язык. Равно как и язык плаката, столь популярный в СССР. Мы считаем, что именно этот язык сможет осознать отечественный юный зритель. Данный, а не второй. В то время, когда засушенная, обиженная судьбой учителка говорит ему о событиях того времени, ему не очень приятно и скучно.
Совсем другое дело, в то время, когда идеологический суть тех событий доносится до него языком аниме. А подвига советского народа в священной войне язык аниме никак не принижает.
— Кстати о подвиге в священной войне. У японцев, трудившихся над «Первым отрядом», не появилось идеологических возражений? Русские в мультипликационном фильме — конкретно хорошие, немцы — конкретно нехорошие.
То, что сами японцы были на «нехорошей» стороне, их не смущало?
— А об этом в Японии мало кто знает.
— В Японии мало кто знает, на чьей стороне сражалась Япония?!
— Широкая общественность не в курсе, что американцы и русский были в альянсе. У них по большому счету с новейшей историей неприятности. Один японский живописец, трудившийся на отечественном проекте, говорил: «Забрал я тут у дочки учебник истории полистать.
Наблюдаю — целый год они проходят каменный век, а перед экзаменом 14 дней — все другое». Японцы твердо знают, что «пикадон», как они его именуют, на них скинули в 45?м американцы, — все другое не так уж принципиально важно. Я глубоко уверен, что японцы — первый в мире народ, живущий в постапокалиптическом пространстве. Тотальная трагедия стерла им память.
В то время, когда в сентябре 45?го император, считавшийся прямым потомком солнца, заявил о собственной небожественности, пара десятков человек в ходе его речи покончили с собой. Япония для них закончилась. Сейчас они — чистый лист, и идеологических возражений у них больше нет, они весьма стремятся к миру.
Но договориться с ними в чисто творческом замысле человеку западному все равно весьма сложно.
— Из-за чего?
— На Западе, и в России а также, принято трудиться в режиме диалога: это наподобие как обогащает всех участников. В Японии никакой диалог неосуществим. Отечественные с Лешей попытки его вести нарывались на полное непонимание. Обычный японец ни при каких обстоятельствах ничего спонтанно не решает и не говорит.
То, что тут возможно сделать в один присест — скажем, собраться, устроить «мозговой штурм», израсходовать на него восемь часов, но в итоге прийти к результату, — в том месте нереально. В Японии сперва одна сторона высказывает собственную точку зрения. Вторая сторона кланяется и идет ее обдумывать. При следующей встрече вторая сторона дает собственный ответ.
Первая сторона кланяется и идет его обдумывать. И так до бесконечности. Все весьма опасаются высказать непродуманное, а основное — безответственное вывод.
Наряду с этим любой таковой обмен мнениями требует отечественного присутствия. Приходится из-за каждой ерунды садиться в самолет и лететь на переговоры в Японию.
На следующий сутки Миша Шприц вправду вылетает в Токио для ответа каких-то срочных вопросов на студии «4°C». Четыре градуса — температура, при которой не портится рыба; создатели студии, но, имели в виду второе — градус огранки алмаза…
В то время, когда Шприц прилетит, в Японии будет ночь. Утомившиеся по окончании четырнадцатичасового рабочего дня живописцы будут прочно дремать прямо в офисе на расставленных в последовательность раскладушках. Рано утром Миша придет к ним: японцы здорово выспятся, а у Миши будет джет-лаг.
Они начнут высказывать ему продуманные мнения, а он будет учить их, как рисовать гайдзинских божков — большеглазых подростков в галстуках — на чистом японском странице.
Фотографии: Сергей Мелихов для «РР»; архив пресс-службы; из личного архива М.Шприца
