Джон грин: «нужно примириться с тем, что не на все есть ответ»
Джон Грин начал собственную писательскую карьеру с романа «В отыскивании Аляски» (Looking for Alaska), размещённого в 2005 году и сходу же увиденного критиками. Права на его экранизацию купила студия Paramount. К проекту был прикреплен режиссер Джон Шварц, но дальше сценария дело не пошло.
Книга «Виноваты звезды», затмившая собственной популярностью прошлые творения писателя, была издана недавно, в 2012-м. Об истории создания ее экранизации, о материале, вдохновившем Грина на эту историю, и многом втором мы поболтали с писателем во время встречи в Лос-Анджелесе.
В центре сюжета находится Хейзел (Шейлин Вудли), с 13 лет живущая под дамокловым мечом смерти. У нее рак щитовидной железы, но новое лекарство прекрасным образом замедлило его развитие, покинув уйму побочных эффектов. В группе помощи Хейзел в один раз встречает Огастаса (Энсел Элгорт), и юные люди находят общение между собой увлекательным и воодушевляющим.
Один из самые важных моментов фильма содержится в том, что Хейзел очарована книгой называющиеся «Великая скорбь» (The Imperial Affliction) Питера Ван Хотена (Уиллем Дефо), живущего в Амстердаме.
Джон Грин, создатель романа «Во всем виноваты звезды»
— В книге присутствует автор. Не вы ли его прототип?
— В какой-то степени. Не смотря на то, что я стараюсь не быть таким, как мой храбрец. (Смеется.) Но он в чем-то есть для меня чёрным зеркалом, в котором я могу отыскать и собственный отражение. Кстати, я также приобретаю большое количество писем. Началось это с моей первой книги, размещённой в 2005 году.
У нее открытый финал. Всем хотелось знать, что же произошло по окончании. Совсем как у Ван Хотена. (Смеется.) Многие из писем были написаны в весьма требовательном тоне: «Сообщи мне, какой финиш у книги. Ты же создатель! Ты обязан знать!» Но я не имел возможность сообщить, поскольку и сам не знал ответа на вопросы, каковые поставил перед читателями. В случае если бы я написал что-то окончательное, однозначное, писем имело возможность бы быть и больше, и меня бы упрекали в том, что я все сломал.
Так часто бывает с читателями и авторами, как я сейчас знаю. Читатель желает видеть то, что он желает, и я не могу постоянно идти у него на предлогу. Я считаю, что финиш не неизменно обязан растолковывать то, к чему читатель придет сам. Я пологаю, что принять тот факт, что не на все вопросы имеется ответы, весьма тяжело, в особенности в возрасте, в то время, когда из ребёнка ты переходишь в тот возраст между зрелостью и юностью, в особенности требующий ответов.
Как автору мне весьма интересно, возможно ли житьс надеждой на что-то в той действительности, которая тебя окружает. Я пологаю, что возможно. Надежда должна быть.
Но не желаю отрицать важность и существование неопределенности. В этом я согласен с позицией Ван Хотена. Но, по-моему, он есть одним из тех, кто путает честность с жестокостью.
Я не согласен, что жестокость — нужная часть честности. Среди моих читателей большое количество больных раком и вторыми серьёзными болезнями. Я нахожусь с ними в достаточно тесном контакте и стараюсь приложив все возможные усилия быть с ними честным, но ни в коем случае не ожесточённым, не забывая о том, что доброта в честности в полной мере вероятна. «
Если бы мне кто-то порекомендовал эту книгу, я бы не стал ее просматривать»
— Вы принимали какое-то участие в кастинге?
— В некоей степени. Я просмотрел фактически все записи, отправленные на кастинг. По предлогу Шейлин ни у кого не появилось вопросов. Она была, без сомнений, той актрисой, которая была нам нужна.
Тут все единодушно дали согласие. Она в неспециализированном-то имела возможность и не делать пробы. Ее работы были уже известны, но она все же желала продемонстрировать нам, что ее намерения в отношении данной роли весьма важны. В то время, когда искали Гаса (Огастас, храбрец Энсела Элгорта), пробовали многих парней.
Для этого проходили читки, а не лишь просматривались записи. Энсел мне понравился сходу, когда я встретился с ним на этих читках, и его видеопроба мне также весьма понравилась. Но неприятность с ним заключалась в том, что никто не видел его в деле. Его фильмы тогда еще не вышли на экраны. Тут я посчитал нужным вмешаться и заявил, что данный юноша должен быть Гасом.
В нем имеется все, что я видел в Гасе. Меня, по сути, тревожили, лишь эти двое. Я был и на просмотрах вторых актеров, но доверился чутью режиссера. Мы все были в восхищении, в то время, когда Лора Дерн ответила, что желает трудиться в данной картине. Ей бы никто не осмелился предложить пройти пробы. Здорово, что она по большому счету дала согласие.
И сейчас я вижу, что она внесла в роль столько собственного понимания героини, что в другом случае я Фрэнни и не воображаю.
— А остальных воображали?
— Нет, само собой разумеется, нет. (Смеется.) В то время, когда я пишу, я не придаю моим храбрецам какие-то конкретные внешние черты, я не вижу их лиц. Я знаю, что многие авторы смогут себе представить лица их храбрецов, но у меня для того чтобы не было. Возможно, это неправильно, я не знаю.
Сейчас же, по окончании того как были выбраны актеры для этого фильма, я воображаю собственных храбрецов как раз такими, как Шейлин Вудли, Энсел Элгорт и другие.
— В то время, когда вы писали «Виноваты звезды», то предполагали, как это будет успешная книга?
— О, само собой разумеется, нет. В случае если бы мне кто-то порекомендовал эту книгу, я бы не стал ее просматривать. Все это звучит весьма безрадостно, если не депрессивно. В то время, когда я писал эту книгу, я, тем не меньше, ощущал, что для меня самого это было просветляющим опытом. Я был полностью загружён в историю, захвачен ею и думал о том, что это, пожалуй, лучшее из всего, что я когда-либо написал.
И в то же время я честно опасался, что никто не начнёт читать эту книгу, не считая тех людей, каковые знали о ее существовании, о том, откуда показалась эта история, то имеется вне этого маленького сообщества. Я знал, что эта несколько посвященных и верных читателей будет просматривать все, что мною написано, а дабы кто-то второй этим заинтересовался при таковой депрессивности темы, я кроме того не допускал таковой мысли.
— Тем не меньше это происходит. Люди проявляют интерес к данной книге. Как, по-вашему, что завлекает читателей в ней?
— Я, честно говоря, понятия не имею, не смотря на то, что могу постараться предположить, в случае если исходить из собственных ощущений. Эта история местами забавная, местами грустная, но не сентиментальная. В ней имеется узнаваемая реальность и искренность. В ней нет того, что в большинстве случаев присутствует в книгах о заболеваниях, где больной передает какую-то мудрость здоровому.
По-моему, строить повествование так — это значит погубить историю, которая появилась в твоем распоряжении. Возможно, то, что я строил собственную книгу по совсем второму принципу, помогло ее успеху у читателей.
— Вы посвятили книгу Эстер Ёрл. Из-за чего?
— Без Эстер не было бы данной книги. Нет, «Виноваты звезды» — история полностью вымышленная, и Эстер — она совсем второй человек, чем Хейзел (героиня Шейлин Вудли). Эстер была моим втором.
Ей было шестнадцать, в то время, когда она погибла. В ходе отечественной маленькой дружбы я обучился у нее многому. Один из главных уроков, что я вынес, пребывает в том, что кроме того весьма маленькая судьба возможно весьма богатой и разнообразной. Я выяснил, что дети куда более чуткие люди, чем я себе воображал. Они яснее воображают себе, что люди смогут ощущать, и более внимательны и обеспокоены эмоциями вторых.
Как раз в этом им значительно чаще отказывают взрослые по сложившейся привычке либо традиции. Для меня как уже взрослого это было открытием. В собственный время, в то время, когда я был моложе, я трудился в онкологии и видел людей в самый пик их страданий, в то время, когда уже ничего другого не оставалось, когда ожидать смерти. Общение с Эстер открыло мне совсем другую сторону этого. Кроме того безнадежно и очень сильно больной человек в самые серьёзные 60 секунд заболевания все еще жив.
В нем все еще присутствуют такие эмоции, как злость, юмор, цинизм и многие другие. Все то, что составляло его натуру до болезни. Мы все по привычке воображаем себе больных людей полностью вторыми, хорошими от нас, здоровых. Как будто бы они переступили некую невидимую линии и находятся в том месте, видя здоровых, но как бы издали. Это совсем не так. Они так же, как и прежде люди со всеми простыми потребностями, желаниями и привычками.
Все, что наполняет жизнь здорового человека, совершенно верно так же наполняет жизнь человека больного. Они кроме этого желают быть любимыми, покупать новый опыт и грезить. Не считая их болезни, ничего хорошего от остальных в них нет. Мне хотелось запечатлеть, ухватить этот нюанс, дабы продемонстрировать, как же мы заблуждаемся, отказывая друг другу в обычных людских эмоциях. Эстер немного открыла мне дверь в собственную жизнь, где хватало и эйфории, и любви, и простых страхов ребёнка.
Большое количество, довольно много юмора, циничного и тёмного юмора — это да. Тем не меньше юмора, что, кстати, мне весьма близок. (Смеется.) «
Продюсерам было нужно приложить много упрочнений, дабы убедить меня уступить права на экранизацию»
— Что привело вас к мысли трудиться в поликлинике, к тому же с тяжелобольными?
— Я планировал стать епископальным священником. Достаточно скоро осознал, что это занятие не для меня. Я ни при каких обстоятельствах не смог бы стать настоящим священником.
У меня не было к этому призвания.
— Фильм, не обращая внимания на всю его хорошую энергию, весьма тяжело наблюдать. Возможно, и книгу просматривать непросто, поскольку, кроме понимания происходящего, ты все равно не в состоянии сдерживать эмоции. Что же все-таки подталкивало вас к работе над ней?
— Сам не знаю. Это была одна из тех историй, которую было легко нереально не поведать. Эстер погибла в 2010 году, и я продолжительное время был зол на все вследствие этого. Ей было только 16 лет!
Мне казалось все это чудовищно несправедливым, но в то же время я считал, что в жизни Эстер было так много хорошего, занимательного, и я вычислял своим долгом все это куда-то поместить, каким-то образом обозначить и дать людям знать, что имеется надежда на обычную судьбу, даже если ты тяжко болен и знаешь, что жизнь твоя будет весьма маленькой. Я ощущал, что мне необходимо было выяснить, в чем же суть всего происходящего, признать правду, что дети смогут погибнуть рано, что мы все непременно погибнем, что все, что сделано отечественными руками, в один раз станет прахом.
Я постарался растолковать самому себе, как возможно житьи творить в то время, как все в один раз провалится сквозь землю. Само собой разумеется, возможно все это проигнорировать, как Хейзел говорит в самом начале книги. Но если ты не игнорируешь эту правду, то можешь ли ты жить с надеждой на полную судьбу?
Имеется ли надежда на то, дабы отыскать обоснование отечественному существованию как биологического вида либо объяснение необходимости каждой личной жизни? Возможно, я писал, будучи в надежде отыскать ответы на эти вопросы.
— Был ли момент, в то время, когда вы поняли, что на этом материале может оказаться фильм?
— О нет! У меня не было полностью никакого жажды делать из данной книги фильм. У моих книг достаточно неприятный опыт общения с Голливудом. Не хотелось повторять его.
Продюсерам было нужно приложить много упрочнений, дабы убедить меня уступить права на экранизацию. Я сопротивлялся.
— В чем все-таки заключались ваши сомнения?
— Ну, это же разумеется. Основная героиня в течении всей картины обязана ходить с кислородными трубками в носу и таскать за собой баллон с кислородом. Наряду с этим в фильме романтическая история, первая любовь.
Я не считал, что Голливуду это возможно Примечательно, что кто-то захочет вкладывать деньги в заведомо грустный фильм, говорящий о совсем молодых людях, которым суждено погибнуть, кроме того не достигнув возраста, в то время, когда возможно выпивать шампанское. Зрители не обожают плакать в кино. Они идут в выходные дни в кинотеатры взять хорошие чувства.
Но кроме того при наличии юмора в моей книге позитив в том месте в таких вещах, о которых мы в будничной судьбе просто не вспоминаем.
— Чем они вас сумели убедить?
— Во-первых, настойчивость, с которой они меня настигали везде, где лишь имели возможность. Во-вторых, их знание книги. Время от времени мне казалось, что они знают мою книгу лучше меня. (Смеется.) Было разумеется, что они верят в то, что фильм может оказаться. Наконец, в-третьих, их страстная вера в то, что кино окажется хорошим, меня все-таки убедила, и я сдался, о чем не жалею нисколько. Все актеры проделали замечательную работу.
Вся съемочная несколько и все, кто был так или иначе задействован в работе над этим фильмом, трудились с таковой любовью и энергией к материалу, что я время от времени не верил, что это не сон. Я весьма доволен результатом.
— В последние годы все больше и больше людей цитирует фильмы, а не книги, как это было прежде…
— На мой взор, литература все еще серьёзна и для парней. Волшебство, появляющаяся при чтении, в то время, когда все это чёрточки и закорючки, каковые мы именуем буквами, трансформируются в отечественном сознании в идеи и образы, до сих пор жива. В кино этого нет. Но в кино присутствует вторая волшебство, причем не меньше могущественная.
К примеру, в то время, когда вы видите Лору Дерн в роли Фрэнни, вы уже никакой второй эту героиню не сможете себе представить, так живой ее создала актриса. И та волшебство, и вторая серьёзны для людей и не противоречат друг другу. Не знаю, возможно, мне легко весьма повезло, но мои книги просматривали и просматривают, в противном случае бы они оставались на полках книжных магазинов.
какое количество лент было сделано по романам Стивена Кинга, к примеру? Множество. Тем не меньше люди так же, как и прежде обожают их просматривать, и все новые и новые поколения открывают их для себя как раз в написанном виде, дополняя эти впечатления экранизациями. Базой хорошего кино постоянно является хорошая литература, так что цитирование фраз из фильмов есть практически тем же самым, что и цитирование литературного источника. Это мое вывод, я его не навязываю.
Я осознаю, о чем вы рассказываете, и мало упростить ответ. На самом деле все не так конкретно.
— В каком порядке вы пишете, в случае если это не секрет?
— Я пишу в большинстве случаев в нужной мне последовательности. Первый черновой вариант есть собственного рода замыслом грядущего путешествия, так сообщить. Завершив его, я все перечитываю, убираю ненужное и начинаю второй черновой вариант, что обрастает уже некоторыми подробностями.
И так пара раз. Неспешно книга получает законченный вид, и тогда я отдаю ее редактору на первое чтение. В большинстве случаев затем я переписываю солидную часть уже с метками и поправками редактора. Это процесс.
Увлекательный, но иногда изнурительный.
Создатель Наталья Хиггинсон
