Обещание, обещание, обещание
На выходе из кинозала по окончании «Обещания» Шона Пенна многие говорили: «Верно в Библии сообщено: »Не клянись«. Не клянись, это не хорошо кончается». Обращения к всевышнему позвал помой-му обычный триллер с Николсоном и убийствами, к тому же весьма долгий.
Ну, вышел коп на пенсию, ну, нарвался в последний сутки да прямо по окончании отходной на растерзанного ребенка в лесу, в снегу. Ну, был единственным на все местные органы, кто отважился сказать родителям и верно с ними поболтать. Дал матери убитой девочки слово, что отыщет убийцу, и начал его держать.
Джек Николсон в фильме
Все начинается, как положено – улики, неточности следствия, предположения пенсионера, насмешки бывших сотрудников, а дело заходит все дальше, и он, само собой разумеется, прав. Все лишь чуть мрачнее, чем в большинстве случаев не редкость, и как бы большое количество лишнего для раскрытия правонарушения. Другими словами наподобие артисты на месте – сам Николсон и Робин Райт, Микки Рурк, Бенисио дель Торо, Ванесса Рэдгрейв, – и примет жанра всласть.
Чего стоит одна индюшачья ферма своих родителей убитой девочки: много ужасных раскормленных белых несушек, с которыми нянчатся, копаются, а позже каждую убьют. Либо галлюцинация о ужасном голом маньяке, заходящемся в радостном гоготе рядом с очередной растерзанной жертвой. Все верно, но из-за чего так медлительно?
А по причине того, что Пенн снял Фридриха Дюрренматта, что от Агаты Кристи отличается принципиально. Детективной интригой обладает, как семечками, но интрига – только общедоступный предлог пофилософствовать. Понабрасывать варианты людской выживания, поприкидывать уровень их надежности, подыскать для этого уровня хоть какие-нибудь критерии.
Тут и с Библией возможно поспорить. И в то время, когда Дюрренматт выдумывал собственную историю, он лучше многих знал, что в любом случае все и постоянно кончается не хорошо – по принципу «все в том месте будем». Его неприятность не в том, как завершать, а как организовать максимально полное продолжение. Как не ограничиться «покушали – возможно и поспать, поспали – возможно и покушать, пока кирпич на голову не упал», а как хранить все нажитое, без исключений.
Клятвы в этом замысле здорово дисциплинируют.
Робин Райт Пенн в фильме
Взялся, увидим, за экранизацию Пенн также не просто так. В собственные сорок лет очень многое успел: наигрался, наелся, напился, накувыркался с Мадонной, отыскал себе обычную жену и ей позволяет играть, наделал детей, начал фильмы снимать хорошо («Она так красива»). Но в первых рядах уже очевидно меньше, чем позади, исходя из этого все, что успел, думается мизером, барахлом и именуется «кризисом середины судьбы». Соотношение «будет меньше, чем было» спокойствия не дает и призывает к ответу.
В это же время, Дюрренматт написал не о мизере и по большому счету заострил ответ проблемой пенсионера.
Вот и рассматривается Николсон в фильме со всеми поездками и своими рыбалками, приобретением бензоколонки, вживанием в местный быт, вступлением в лирику, варкой, жаркой, чтением сказок и устройством качелей на ночь. Он рассматривается не как коп, от вынужденного бездействия заболевший на всю голову, по мысли бывших сотрудников, в частности как здоровый вариант выживания.
Обещание, ставшее смыслом жизни – это, по всей видимости, сильный движение, в случае если кроме того у ветхого дурака без дома и семьи жизнь неспешно детально, со умением и вкусом выстроилась в линейку. Пенн это «строительство» снял практически медитативно, по-буддистски. Местами завидно и хочется ту же удочку в том же тумане у зеленого озера.
Единственное, что через чур уж «политкорректно» по-голливудски Пенн совершил «домашние сокровища»: мужем битая Райт, спустя некое время рыдающая от любви, через чур очевидна для заданной степени медитации. Но в целом заданное просматривается. У человека, поставившего над собой громадный и основной розыск, нашлось и все другое: дама, ребенок, уют, занятия, переживания и максимум наслаждения от каждого момента судьбы.
Хороший дед Николсон в фильме
Наконец, все так мрачно кончается также в полной мере надежно. дикобразы и Чёрные джипы, психиатры и рисунки врезались в покой кинокадра непреклонно, но редко. Николсон в принципе застрахован от случайностей, от «кирпичей на голову», потому, что на них и напрашивается, работа у него такая. Кому – кирпич, а кому – улика, орудие труда.
Уникальность мерзостей – это как жизненный опыт, а непреклонность – как «memento mori». Для умелого спеца таковой мрачный финиш – весьма сознательная жертва. То, до чего он доводит себя собственной клятвой, как бы «подставляет» его маньяку вместо вторых.
В каком-то смысле это вершина милицейского профессионализма, из-за чего и на все сопутствующее Николсон был в праве. Так что Пенн еще поживет.
