Вторжение похитителей тел дона сигела и филипа кауфмана
Стивен Кинг и кинокритики конкретно отдают предпочтение версии 1956 года Дона Сигела. Мне больше понравилась версия 1978 года Филипа Кауфмана. Но это дело вкуса, а о вкусах, как мы знаем, не спорят.
Значительно занимательнее было бы сравнить два эти фильма, поскольку один не хуже и не лучше другого, они просто различные.
Начнем с того, что фильмы Сигела и Кауфмана сняты в полностью различных жанрах. Фильм 1956 года — это хороший нуар. Повествование ведется в ретроспективе, у сильного, решительного и уверенного в себе мужского персонажа имеется мягкая и женственная партнерша, выясняющаяся в итоге таки femme fatale, как и положено в нуаре.
Отсылки к нуару имеется и в одной из мизансцен, в которой на стене дома Джека и Нэнси, где был отыскан первый таинственный труп-двойник, висят афиши вымышленных нуарных фильмов.
Фильм Кауфмана — это обычный сай-фай либо фантастический триллер. Он начинается не с ретроспективной истории мужского персонажа, а с картин полёта и открытого космоса спор стручков на землю.
Киноязык двух экранизаций романа Джека Финнея также достаточно очень сильно различается. Фильм Сигела снят с нейтральной точки зрения, по большей части с нейтральных ракурсов и средними замыслами. Основная задача Сигела — передать действия и события, создать сюжетное напряжение, что снова же связано с жанром нуара. Фильм Кауфмана деятельно применяет большие замыслы, субъективную камеру, вращение камеры и необычные ракурсы.
Все это нужно для совсем другой цели — загрузить нас во состояния персонажей и внутренние переживания, создать психотическую и параноидную воздух. Сами персонажи также совсем различные. В фильме Сигела — ироничные, уверенные в себе, твердо стоящие на ногах представители среднего класса.
В фильме Кауфмана — невротичные, одинокие, сомневающиеся и рефлексирующие представители творческой интеллигенции.
Из жанровой отличия вытекает и различие в киноповествовании. Фильм-нуар Сигела скорее говорит историю, а не показывает. О таинственных происшествиях мы по большей части слышим, а не видим их. Сами стручки появляются лишь под конец и занимают очень мало экранного времени.
Фильм Кауфмана значительно более визуальный. Не обращая внимания на то, что космические монстры предъявлены нам сначала, Кауфману удается создать саспенс за счет выговора на визуальных подробностях, и благодаря высокой степени натурализма.
В случае если Сигел играл на эмоции страха, то Кауфман додаёт отвращение — вагинального вида стручки, мерзейшие двойники, рождающиеся из этих стручков, пораженные метастазами тела основных персонажей — все это продемонстрировано весьма зрелищно, в духе эстетики ужасного. Цветы-убийцы Кауфмана — это настоящиие бодлеровские цветы зла. Характерно, что финальные сцены фильма у Сигела происходят днем, а у Кауфмана ночью.
Это разрешает ему подключить напряженные контрасты света и тени, броские цвета пламени, ночные огни и т.д. Сцена, в которой обнаженный двойник Элизабет преследует Мэтью на фоне пылающей фабрики стручков, достигает апокалиптических масштабов, напоминая о мифологических образах Лилит и других демонических дам. По большому счету, фильм Кауфмана значительно посильнее центрирован на женском теле и женском взгляде, фильм Сигела более мужской.
Следуя идее Стивена Кинга об аллегоричности любого хоррора, возможно распознать и различные политические подтексты фильмов. Версия Сигела отражает страхи эры маккартизма перед все возрастающим влиянием коммунистов, причем не только в мире, но и в стране. По сути похитители тел — это и имеется коммунисты, похищающие сознание американцев посредством пропаганды. Фильм Кауфмана скорее говорит о последствиях Уотергейта:
— Мой супруг — это не мой супруг, он изменился.
— Надеюсь, он не стал республиканцем?
Действительно, к данной явной отсылке Кауфман додаёт и тему страхов перед нарастающим потребительством, которое захватывает сознание людей значительно посильнее, чем коммунизм либо слежка республиканцев за демократами.
И, само собой разумеется, различаются концовки. Нуарный рассказ Сигела заканчивается успехом сильного мужского персонажа. В фильме Кауфмана, значительно более эмоциональном, атмосферном, саспенсовом, психотичном, хорошей концовки быть и не имело возможности. В этом замысле версия Кауфмана мне думается значительно более уникальной и затягивающей, весьма эстетской, с элементами декаданса.
Это практически совершенный хоррор, погружение в который может закончится лишь кошмаром, но никак не катарсисом.
