От превращения в кориолана я испытывал физическое наслаждение…
Само собой разумеется. Тогда сходу к делу: из-за чего из всех пьес Шекспира вы выбрали как раз эту – «Кориолан» ни при каких обстоятельствах не входил в число величайших его произведений.
Рэйф Файнс посетил Москву с премьерой собственной первой режиссерской работы – современной экранизации катастрофы Шекспира «Кориолан»
Я надеюсь, мы будем говорить про фильм, а не про Москву? Мне тут весьма нравится, нравится холод, как на данный момент, от него лицо колет, но хочется сходу к делу.
Эта пьеса для меня крайне важна. Я играл роль Кориолана в театре, двенадцать лет назад, и меня весьма лично задела эта роль. Это мрачная, больной история, но наряду с этим она постоянно будет весьма современной; она о том, как мы функционируем в условиях страны, к чему это приводит; о том, что лежит в базе любого поведения и любого национального строя – а это отношения между сыном и матерью.
В данной пьесе, «Кориолан», имеется и острая политическая драма, и драма домашних взаимоотношений, и внутренняя катастрофа одного человека.
Кадр из фильма
Внутренняя катастрофа Кориолана – в том, что он солдат, и он вырос на поле боя, и он чувствует себя не в собственной тарелке, в то время, когда ему приходится общаться с простыми людьми. Имеете возможность ли вы сообщить то же самое и про себя?
Я не солдат, у меня нет для того чтобы опыта – я сказал с воинами, и старался осознать их; но я могу осознать его неловкость, отчуждение. Это сложно. У него нет навыков социального общения.
Он весьма закрыт и весьма одинок. Кориолан – это таковой персонаж, что не готов идти ни на какие конкретно компромиссы, он не может идти на сделки ни с окружающими, ни со своей совестью. В теории это, само собой разумеется, выглядит весьма достойно и благородно, но на практике ты весьма скоро окажешься мертв с этими правилами.
Но это неловкость и внутреннее одиночество свойственны не только воинам. Он имел возможность бы быть и актером – и вам не думается, что вы, как актер, чем-то похожи на Кориолана-полководца?
Да. Да. Весьма. Так же, как он уходит с поля битвы по окончании сражения, актеру приходится уходить со сцены либо съемочной площадки по окончании спектакля.
И без того же, как Кориолану приходится переступать через собственные жажды в общении с народом, мне приходится общаться с прессой, делать все это нескончаемые фотосессии… По причине того, что мы живем в медийном мире, что желает разобраться в том, что мы сделали, что требует от нас объяснений. Актер Кориолан возненавидел бы журналистов и необходимость сказать о собственной роли: я сделал собственную работу, вот она.
Я победил битву, я доказал все, что я имел возможность – из-за чего мне необходимо на данный момент сидеть, пожимать руки, радоваться? Но это, само собой разумеется, не самая громадная параллель. Для меня, как для актера, это шанс сыграть такую гнев, бешенство, с силой, которую данной роли дает язык Шекспира – это как спортивная машина с супер-мощным двигателем.
От игры, от превращения в Кориолана с его неистовством, я испытывал физическое удовольствие.
В вашей интерпретации Кориолана думается, что за его спесью и высокомерием прячется стеснение, вызванное его непониманием окружающих.
Еще как. В он полностью потерян. Сцена на рынке, в то время, когда он приходит просить голоса у людей. Я пробовал передать всю неловкость момента, в то время, когда он говорит с пожилой дамой – она, кстати, актриса с Ямайки – и она говорит ему, что он и проклятие, и храбрец собственной страны. Для меня она еще одна материнская фигура, которая говорит ему, что он вел себя и прекрасно, и не хорошо. И он не знает, честно и глубоко не осознаёт, что ему на это ответить, и что с собой сделать, в случае если по-второму он не может.
Это принципиальный момент.
Кадр из фильма
Кориолан, все же, далеко не хороший храбрец. И по большому счету, не многие из сыгранных вами ролей возможно назвать протагонистами – за редким исключением. Вам как актеру такие роли кажутся увлекательнее, либо это ваш персональный выбор – играться отрицательных персонажей?
Правда? Мне так не казалось. Не смотря на то, что… Волан-де-Морт, само собой разумеется, подлец, и Амон Гёт из «Перечня Шиндлера» также довольно-таки… Отрицательный. Мне не казалось, что я играюсь злодеев чаще, чем не-злодеев – на данный момент довольно часто на храбрецов наклеивают ярлычок, дабы уложить его поскорее в подходящую коробочку.
Все не редкость сложнее.
Да. Необычным образом, начиная наблюдать «Кориолана», ощущаешь к нему практически что неприязнь, а в финишу фильма он стал мне глубоко красив. Это как раз то, чего вы пробовали добиться?
Да! Как раз так. Исходя из этого эта пьеса и есть очень способным произведением. Это блистательно. Эта полярность ощущений от главного храбреца, что в одну секунду он тебе ненавистен, в другую ты физически страдаешь вместе с ним. Однозначные симпатии к храбрецам – это смерть драмы.
очень способное произведение то, которое не дает тебе несложных ответов.
В Российской Федерации, да и везде в мире, на данный момент происходит ровно то, о чем пьеса: имеется правители и имеется обиженный ими народ. Менений, как человек, не сумевший добиться согласия между ними, в вашей версии перерезает себе вены, а в оригинале, у Шекспира, этого не происходит. С чем связано такое ответ?
С тем, что у человека, попавшего сейчас в подобную обстановку, нет выхода, не считая самоубийства?
Мне думается, что я не стал бы придавать этому моменту столько значений. Это была мысль Джона Логана, и она мне весьма понравилась. Сперва к Кориолану, поднявшемуся на тропу войны, идет военнокомандующий. Позже к нему идет Менений; позже его мать, сын и жена.
Это три ступени, и любой ход обязан усиливаться – и это суицид Менения делало его роль, его персонажа посильнее, бросче. Это не должно восприниматься как метафора самоубийства и политического бессилия. Это скорее история про его разбитое сердце, его личное поражение как советника и друга.
Кадр из фильма
Если судить по истории с «Преданным Садовником» – в то время, когда по окончании съемок вы с продюсерами организовали фонд социальной помощи для помощи африканским детям, – вы весьма близко к сердцу принимаете то, что снимаете, то, о чем рассказываете в фильмах. Исходя из этого сложно в таковой момент в Российской Федерации не искать параллели между фильмом «Кориолан» и настоящей политической обстановкой в мире. Сама пьеса уже достаточно похожа на действительность, но как раз вы выбрали снять по ней фильм, и как раз на данный момент.
Вы по большому счету смотрите за всеми протестами, Арабской весной, беспорядками?
В первую очередь, да, мы создали фонд «Преданный Садовник», и я так же, как и прежде им занимаюсь, и он существует, и трудится. Что касается политики. Я, по природе собственной, с громадным недоверием отношусь к миру политики.
Я ходил на самый громадный протест против войны в Ираке в 2003 году. Но в целом я не доверяю толпе. Я пологаю, что их условия и сущность сборищ имеют тенденцию изменяться через чур скоро.
Тогда вы еще больше похожи на Кориолана!
Возможно. Возможно, я вижу в этом собственный пораженчество. Мне стоит, возможно, быть более политически активным, как кое-какие из актеров и просто публичных людей.
Но я ощущаю, что у меня нет ответов. Я вижу, что в мире множество вещей, каковые необходимо поменять, и я ощущаю желание выйти на улицу и сообщить об этом – но я не вижу совершенного ответа. Я по большому счету не вижу для того чтобы устройства вещей, при котором все было бы прекрасно, кроме того в мнимом мире. В пьесе имеется фраза Авфидия, которая суммирует мое отношение к этому:
One fire drives out one fire: one nail, one nail:
Rights by rights foulder, strength by strength do fail.
Come, let’s away.
(Гвоздь выбивается вторым гвоздем,
Разламывает силу сила. Ну, идем. )
Другими словами за одним правителем направляться второй, одна сила сменяет другую, и ей предстоит со своей стороны быть сломленной второй силой. В итоге, полных храбрецов не существует.
Кадр из фильма
Благодарю. И в случае если сказать о силе, слабостях и кино – вы, как актер, первый раз трудились с Файнсом-режиссером, а Файнс-режиссер первый раз трудился с Файнсом-актером. В чем ваши сильные и не сильный стороны – и понравилось ли вам такое сотрудничество?
Поразительно сложно на себя наблюдать со стороны. Разрываешься между собой-режиссером и собой-актером, как ты привык трудиться. Как актер, я весьма самокритичен и стараюсь с каждым дублем улучшить что-то. Это такое поверхностное тщеславие: а прекрасно ли я смотрелся, а прекрасно ли я сыграл вот это? В противном случае, на что нужно наблюдать режиссеру: трудится ли это все, имеет ли суть эта фраза в узоре всего фильма?
Моя слабость, либо неточность, как актера, это то, что частенько я через чур напираю на игру, я все время стараюсь что-то нащупать, дотянуться до эмоции – в то время, когда, по моему впечатлению, у других актеров все сходу берет и получается, они уже в самой сердцевине нужного переживания… А как у режиссера, у меня масса не сильный сторон. Я наблюдал на режиссеров – к примеру, Дэвида Кроненберга, – что так не сомневается в себе, так спокоен. Я весьма желал бы быть таким, но это мой первый фильм!
Я был через чур на адреналине, через чур эмоционален, переживал, ошибался… Но я взорвался на площадке, необычным образом, всего несколько раз. Может, три раза – в то время, когда на протяжении съемок люди болтаюти шумят. Тогда я реально вышел из себя.
Вы станете сниматься в собственных фильмах в будущем?
Опыт быть режиссером на площадке мне понравился – это пугающе головокружительное чувство свободы, но и ответственность. Я не планирую отказываться и от актерской карьеры, но не уверен, что буду совмещать себя в обоих ролях на съемочной площадке. Еще не решил.
