Добрый чехов
Виталий Мельников снимает на «Ленфильме» картину «Львы, куропатки и орлы» – историю последней любви великого и Антона Чехова культурного брожения называющиеся Серебрянный век.
Виталий Мельников снимает в Питере фильм «Львы, куропатки и орлы» (2009) с Кириллом Светланой и Пироговым Ивановой – историю последней любви Антона Чехова. О том, для чего сейчас снимать про Чехова и как трудиться над фильмом в кризисное время режиссер поведал в собственном интервью.
Кадр из фильма
— Виталий Вячеславович, как тяжело снимать в кризис?
— Вообще-то, с финансированием до сих пор полной ясности нет. К примеру, материал, который связан с зимней натурой, я снимал практически взаймы. А это были эпизоды с массовкой, с декорациями, а также, мы должны были безотлагательно снять Масленницу.
И если бы мы это не сделали на данный момент, то все отложилось бы еще на год.
Но мы предполагаем, что уже в осеннюю пору, вероятнее, в сентябре, денежная обстановка улучшится, и мы сможем продолжить работу. Мой продюсер, директор «Ленфильма» Вячеслав Тельнов, рассчитывает сейчас на денежную помощь страны.
— Фильм, как я осознаю, снимается к 150-летию со дня рождения Чехова?
— В то время, когда я придумываю фильмы, меня не тревожат круглые даты. План «Львов, орлов и куропаток» и вовсе появился случайно – я был на даче, и на чердаке наткнулся на книжку воспоминаний Лидии Авиловой. Перечитал и понял, что в ее мемуарах Чехов предстает совсем не тем строгим господином в очках, какой висит на стене в классе литературы.
Я поразмыслил, что про «Остров туберкулёз» и Сахалин знают все, а про любовь Чехова известно немногим. Их отношения с Авиловой начались во второй половине 90-ых годов XIX века и продлились до смерти Антона Павловича. Ему – за 30, она – на пять лет моложе.
Мать троих детей, успешная женщина, внезапно была трагически и безнадёжно привязана к видному писателю.
Кадр из фильма
— Получается хорошая мелодрама…
— Справедливо. А почему бы и нет? Лишь из данной мелодрамы у меня в сценарии имеется «лазейки» – и в байопик, и в историческую драму. И вдобавок, в данной истории (как и в любой истории про людей, которую, по-моему, стоит снимать) имеется трагикомизм. К примеру, культурный Чехов неимеетвозможности просто так кинуть даму, неимеетвозможности порвать взаимоотношений, и продолжительно пишет ей письма.
Таковой медленный развод. По большому счету, мало кто знает, что Чехов был влюбчивым человеком. А как каждый влюбчивый человек, он скоро разочаровывался в людях. И, по-видимому, винил себя за это стремительное, неожиданное охлаждение.
Исходя из этого взаимоотношений не разрывал, а мучительно продолжительно уходил от них. Но Авилова – и имеется тому свидетели, такие авторитетные, как, к примеру, Иван Бунин, – покорила Чехова действительно и на долгое время.
— И все-таки, что для Вас основное в этом человеке?
— Парадоксы. Вся амурная линия его жизни – целой парадокс, полный трагикомизма и самоиронии, и одновременно с этим – настоящих страданий. А вот вам еще парадокс, навскидку – узнаваемая мизантропия соединялась в Чехове с величайшим гуманизмом, настоящей любовью к человеку.
Спокойное и сочувственное отношение Чехова к людям – вот что для меня основное в этом необычном человеке.
— А вам не думается, что из всех русских писателей Чехов, пожалуй, самый бессердечный…
— Вся его жестокость – от любви. В его записных книжках имеется весьма правильная фраза, ставшая потом хрестоматийной, которая растолковывает его отношение к людям. Это ответ на обвинения в том, что он выискивает грязь, дрянь и подлость в людской судьбе, превращает литературу в демонстрацию людской мерзости.
Антон Павлович написал: «Тогда человек станет лучше, в то время, когда вы продемонстрируете ему, каков он имеется».
Кадр из фильма
— «Львы, куропатки и орлы» – это рабочее наименование?
— Да, возможно, наименование поменяется. Дело в том, что оно вправду не вычислено на то, дабы мгновенно привести к зрительскому интересу. Это цитата из «Чайки».
— А что она значит в контексте Вашего фильма?
— В данной истории меня завлекает время. Серебрянный век в русском мастерстве, в литературе – это была особенная эра. Я на данный момент просматриваю ветхие газеты, переписку многих современников Чехова… И все это плохо напоминает мне поведение русском интеллигенции в 90-е.
Тогда люди были на переломе. Совершенно верно так же и мы в 90-е внезапно поняли, что существует право на свободу творчества, что имеется Дума, гласность. И все опьянели от данной видимой свободы.
А позже оказалось, что только бог ведает, что же с данной свободой делать. Такое состояние великого брожения, которое приносило неординарные художественные плоды. Состояние интеллигенции, отношение к судьбе, осознание собственного положения в обществе, собственного долга… Все это мне весьма близко.
И этому в обязательном порядке найдется место в картине.
Кадр из фильма
— Вы растолковываете актерам, как им ощущать эру, в которой происходят события фильма?
Я сделал довольно много исторических картин. И неизменно, в то время, когда планирует актерский коллектив, я говорю: братцы, вы забудьте, что вы носите прекрасную одежду, что у вас камзолы, парики. Забудьте про все это старье. Людская природа не изменяется.
Для меня самое основное, дабы, скажем, Кирилл Пирогов не изображал Чехова, а – отыскал его в себе. Дабы, будучи поставленным в коллизию чеховской биографии, повел бы себя тем либо иным образом, и шел бы от себя и лишь от себя. Чехов так как был не инопланетянином, а таким же человеком – две руки, две ноги, голова.
Он обожал и страдал, как обожают и страдают все люди. И если бы было по-второму, он бы не стал великим
